— Маттиас, но что, если он знает о том, что твоя репутация — репутация Безжалостного Колчестера — основана на слухах и сплетнях? Если он знает, что ты не таков, каким тебя считает свет?
— Тогда я должен быть уверен, что мои слабые нервы не подведут меня.
— Проклятие, милорд, но я не вижу повода для юмора!
Он поднялся, обогнул широкий стол.
— Ты права. Это наша свадебная ночь. И нужно вести себя с должной торжественностью.
— Маттиас…
— Не будем больше об этом, мадам. — Он поднял ее на руки. — Не будем говорить о дуэлях. У нас есть вещи поважнее, которые нужно обсудить.
— Что может быть важнее этого? — не сдавалась Имоджин.
— Мне бы очень хотелось снова услышать, что ты любишь меня.
Она широко раскрыла глаза:
— Ты ведь знаешь, что люблю.
— Правда? — Он направился с ней к двери.
— Ну конечно! Иначе неужто я согласилась бы выйти за тебя замуж?
Он улыбнулся:
— Ты не поможешь открыть дверь?
— Что? Ах да, конечно. — Она потянулась и повернула ручку двери. — Однако, Маттиас, мы должны поговорить. Мне так много нужно тебе сказать.
— Не сомневаюсь. Но лучше ты все расскажешь мне в постели.
С Имоджин на руках он вышел из двери, прошел через зал и стал подниматься по устланной ковром лестнице. При этом он не мог отделаться от угрызений совести.
Он понимал, что воспользовался остротой ситуации, чтобы получить согласие Имоджин на брак. Ее приводила в ужас мысль о том риске, которому он подвергает свою жизнь в завтрашней дуэли. В предыдущую ночь она испытала шок, когда на нее напал Ваннек. Нервы Имоджин были напряжены, и она могла согласиться на все, о чем бы он ее ни попросил. Потому что она любила его.
Он использовал ситуацию. Теперь она принадлежала ему. Однако Маттиас понимал, что когда дуэль будет позади и жизнь вернется в нормальную колею, Имоджин восстановит свое обычное душевное равновесие. И Маттиас опасался, что она не поблагодарит его за то, что он вырвал у нее согласие на брак. Он вспомнил, что она сказала ему, когда они были в музее. Страсть и Замар.
Этого достаточно, сказал он себе. Этого должно быть достаточно.
Глава 12

Ласки Маттиаса были ошеломляюще нежными и жаркими и продолжались так долго, что Имоджин, горячечно прильнув к нему, стала умолять его выполнить обещания, которые дарили его деликатные руки и жадные губы. Обольстительно округлые девичьи ноги были разведены и подрагивали, когда он целовал чувствительную кожу белоснежных бедер. Маттиас был потрясен силой ее желания. Влажная расщелина между ног полыхала жаром и едва не обжигала ему пальцы.
Если утром дела сложатся для него неблагоприятно, Имоджин должна запомнить эту ночь на всю жизнь, решил он.
— Маттиас… Нет… То есть да… Нет, ты не должен… Кажется, я не в силах… не в силах вынести… этот новый замарский способ любви… Маттиас…
Ее бессвязная речь, глубокие прерывистые вздохи и приглушенные стоны звучали как опьяняющая эротическая песня, как музыка, которой он готов был внимать без конца. Он начинал целовать внутреннюю поверхность молочно-белых бедер снизу и, ощущая их трепет, поднимался все выше, к кудрявой темноволосой рощице, к полным сомкнутым лепесткам, которые ревниво скрывали девичьи тайны. Он деликатно разомкнул упругие лепестки пальцами и, увидев у входа возбужденный бутон, нежно сжал его губами.
— М-маттиас, это бож-жественно… — Она ухватилась за прядь его волос и выгнулась ему навстречу. — Еще, пожалуйста… пожалуйста, еще… — Она содрогнулась и вскрикнула.
Маттиас слышал, как стучит кровь у него в висках. Продолжая ласкать трепещущий цветок, он приподнял голову, чтобы видеть лицо Имоджин в момент разрядки.
Утром все будет хорошо, пообещал он сам себе. Он должен непременно к ней вернуться. Ничто иное, включая сокровища древнего Замара, не было для него столь важным.
Она двигалась и извивалась под ним, и ему даже пришлось придержать волнующиеся бедра. Он почувствовал, как его ладонь окропила ее роса. Слегка успокоив Имоджин, он мягко вошел в нее, преодолев сопротивление упругих мышц, охраняющих вход в горячую расщелину. Имоджин обвила его ногами, и Маттиас перестал сдерживать себя.
— Скажи мне, что любишь меня, — хрипло прошептал он, погружаясь в глубину ее горячего лона.
— Я люблю тебя… Я люблю тебя… Я люблю тебя, — проговорила она, крепко прижимаясь к нему.
Маттиас испытал радость, которая была сродни той когда он плавал в освещенном солнцем море.
Он все глубже погружался в податливое содрогающееся лоно Имоджин. В конце концов мощный чувственный удар потряс Маттиаса, и он испытал ощущение на грани боли и эйфории. У него зашлось дыхание, а затем он почувствовал себя взмокшим, выбившимся из сил и удовлетворенным.
И еще живым.
Он освободился от тисков призрачных духов прошлого.
Маттиас дождался, когда Имоджин погрузилась наконец в неодолимый глубокий сон, и лишь тогда тихонько выбрался из теплой постели. За окном брезжила туманная заря. В сумраке он видел свернувшуюся под одеялом Имоджин. Волосы ее рассыпались по подушке. Белый чепец свалился на пол, видимо, еще ночью. Длинные темные ресницы отбрасывали тень на скулы.
Он еще раз внезапно ощутил, какое это чудо — Имоджин! И ведь она уже вполне могла понести его ребенка.
Новая волна эмоций была связана с могучим желанием защитить это чудо. Он несколько мгновений смотрел на спящую Имоджин, пытаясь погасить в себе вновь разгорающееся пламя при воспоминании о том, что было этой ночью, и при мыслях о будущем.
Ему подумалось, что, с тех пор как он узнал Имоджин, все чаще и больше думает именно о будущем, а не о прошлом.
Маттиас с трудом заставил себя оторвать взор от Имоджин и вышел в смежную комнату, чтобы одеться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102