Она-то, в конце концов, знала, что он человек сильных страстей. Но он не всегда принимал правду о себе самом.
— Проклятье! — Саймон стоял, уставившись в камин.
Воцарилась глубокая тишина.
Руки Эмили, лежавшие у нее на коленях, сжались.
— Я не хотела рассердить вас, милорд, — тихо сказала она.
— Это же неестественно, неужели вы не понимаете? — Он стремительно повернулся к ней, его лицо в мерцающем свете свечи казалось просто демоническим. — Чертовски неестественно.
— Что, милорд?
— Эта ваша дурацкая манера упорно считать меня каким-то героем. Говорю вам раз и навсегда, мадам жена: я не персонаж из поэмы. Я не принимаю решений и не совершаю поступков только ради ваших прекрасных глаз и романтических чар. Я не столь пылкое создание, как вы. Каждый свой шаг я рассчитываю. Я все делаю ради достижения своей собственной цели. Вы можете понять это или нет?
Эмили сделала глубокий вдох.
— Вы сердитесь на меня за то, что вам пришлось сегодня спасать моего брата.
— Сержусь, мадам? Слово «сержусь»и вполовину не выражает моего теперешнего состояния. Я позволил вам манипулировать мной, позволил уговорить себя сделать то, чего поклялся не делать никогда.
— Вы имеете в виду помощь Фарингдону?.. — Она отважилась взглянуть на него из-под ресниц.
— Да, черт бы всех побрал! Именно это я имею в виду. Не знаю, что на меня сегодня нашло.
— Я не нахожу ваш поступок очень уж странным, милорд, — тихо сказала Эмили. — Вы действовали как благородный достойный человек, каким я вас и знаю. В глубине души вы сознаете, что мои братья не виноваты в проигрыше вашего отца двадцать три года назад.
— Они — Фарингдоны. И, господи ты боже мой, созданы по образу и подобию своего отца.
— Не правда, милорд. Мой отец никогда не стал бы драться на дуэли, защищая честь женщины. Чарльз и Девлин не похожи на него. Он их растил, и они пошли по его стопам только потому, что у них не было другого примера для подражания. Но они не такие, клянусь вам. И где-то в глубине души вы понимаете это, иначе не стали бы сегодня помогать Чарльзу.
— Эмили, я не желаю ни слова больше слышать о том, почему я сделал то, что сделал. Вы понятия не имеете, почему я так поступил. Я и сам толком не знаю. — Саймон сжал руку и стукнул кулаком по каминной доске. — Двадцать три года назад я дал клятву отомстить всему роду Фарингдонов. Я поклялся себе, что уничтожу все их семейство.
— Зачем же вы тогда женились на мне? — с внезапной силой спросила Эмили. Саймон сузил глаза:
— Потому что меня это позабавило. Потому что это послужило моей цели отлучить вашего отца и братьев от верного источника их доходов. Наконец, потому что вы умоляли меня жениться на вас и мне было весьма приятно, что женщина из семейства Фарингдонов пала к моим ногам. Это ее задело.
— Я никуда не пала, милорд. Я представила вам наш брак как деловое соглашение, если припомните. Но он не слушал ее.
— И наконец, не последним соображением было то, что я нашел вашу пылкость чувств, как вы это называете, весьма занятной в постели. Ну вот, теперь вы знаете, почему я женился на вас. Вовсе не потому, что наши души встретились и слились над чайными чашками на более высоких уровнях.
Эмили содрогнулась. Сегодня дракон изрыгал пламя. Впервые она видела его таким, и зрелище, без сомнения, было чрезвычайно грозное.
— Саймон, прошу вас, ничего не говорите больше.
— Почему же, скажите на милость? Потому что это разобьет ваше глупое романтическое сердечко?
— Да, милорд.
— Видит бог, фантазерка, пора вам повернуться лицом к реальности. — Саймон круто развернулся и принялся вышагивать по комнате. — Хотя я не могу пока сказать, что преуспел в своих попытках раскрыть вам глаза.
Это было уже слишком. Эмили вскочила:
— Черт подери, Саймон!
— Прекратите говорить «черт подери»! — приказал он. — Такие выражения не пободают графине Блэйд.
— Мне безразлично, что там подобает графине Блэйд, — с чувством выпалила она в ответ. — Вы зашли слишком далеко, заявив, что мне надо бы повернуться лицом к реальности. Вы не знаете, насколько близко мне приходилось сталкиваться с этой вашей реальностью — лицом к лицу, всю мою жизнь! Вы понятия не имеете, сколько раз приходилось сталкиваться лицом к лицу с реальностью и моей бедной матери. Могу вас заверить, что бывали времена, когда я ненавидела своего отца так же сильно, как вы, должно быть, ненавидели вашего.
Резко повернувшись, Саймон уставился на нее:
— О чем, черт возьми, вы теперь толкуете?! Я никогда не ненавидел своего отца.
Эмили взглянула на него:
— Как вы могли не злиться на него, после того что он с вами сделал?
— Вы, наверное, с ума сошли. Почему я должен его ненавидеть?
— Потому что он поднес к голове пистолет и застрелился, оставив вас отвечать за мать. Потому что он нашел быстрый выход из той катастрофы, которую навлек на семью, и оставил вас сражаться одного. Потому что вам было тогда двенадцать лет и вы были еще слишком юны, чтобы суметь поправить тот громадный урон, который был нанесен. Боже мой, Саймон, ну как же вам было не ненавидеть его?
Саймон стоял расставив ноги и глядя на нее так, словно она вдруг оказалась чудищем с головой гидры:
— Вы спятили.
Эмили повернулась к нему спиной:
— Если вам от этого легче, я тоже очутилась в очень похожих обстоятельствах.
— И каким же образом?
— Семья оказалась без средств к существованию, когда мне было семнадцать. Но к тому времени мой отец обнаружил у меня способности к экономике и финансам. Он пришел в восторг. Ясно, что во мне увидели спасение семьи. И я изучала капиталовложения и принимала решения. Я даже находила в этом некоторое удовольствие.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105