— Ну и что? Плевать я на это хотел.
— Калеб, это ведь твоя семья.
— Ничего подобного. Я никогда не был полноправным членом клана Вентрессов. Более того, я прекращаю свои старания стать им. Я все эти годы мирился с массой всего с их стороны, делал все, о чем бы они меня ни попросили, надеясь оплатить долг, унаследованный от родителей. Но ты знаешь, как говорят о шантаже: он никогда не кончается. Единственный cпособ положить ему конец — это перестать платить.
Сиренити вскочила на ноги.
— Если ты собираешься в лоб выяснять отношения со своей семьей, мне лучше поехать с тобой.
— Нет. Я не хочу впутывать тебя в это.
— Но я и так уже впутана.
— Ты не поедешь со мной, и точка.
Дверь кафе открылась. На пороге стоял Уэбстер в своем обычном заляпанном грязью комбинезоне. Расплывшись в торжествующей улыбке, он разжал руку и показал гладкий круглый камень размером с ладонь.
— Ну как, Вентресс?
Калеб мельком взглянул на камень.
— Уэбстер, я сейчас очень спешу. Поговорим об этом, когда я вернусь, хорошо?
— Это не камень, а конфетка, — сказал Уэбстер. Он хитро посмотрел на Калеба. — И я знаю, где можно достать еще сотню таких же. Настоящих красавцев, как этот.
— Говорю вам, я сейчас очень тороплюсь.
— Возьмите его, — не отставал Уэбстер. — Положите его в карман. Поносите пока с собой. Посмотрите, каков он в руке.
— Хорошо, хорошо, давайте. — Калеб схватил камень и положил в карман куртки. — А теперь дайте-ка пройти, ладно? Мне предстоит неблизкий путь.
— Конечно, конечно, Вентресс. — Он озабоченно нахмурился. — Вы ведь не насовсем уезжаете, нет?
— Сегодня вечером вернусь. Мы обсудим потенциальные возможности вашего камня, как только я рассмотрю его получше.
— Ладно. — Лицо Уэбстера просветлело. — Хотел поблагодарить вас за то, что вы сделали прошлой ночью.
— Не стоит. Я ничего особенного не сделал.
— Конечно. — Уэбстер многозначительно подмигнул. — Как скажете, Вентресс.
Ничего не ответив, Калеб вышел за дверь и быстро зашагал по деревянному тротуару к тому месту, где был припаркован его «ягуар». Сиренити схватила свою куртку.
— Прости, Уэбстер.
— А? Ох, извини. Не подумал, что стою у тебя на дороге. — Уэбстер шагнул в сторону, пропуская Сиренити. — Вентрессу понравится камень. Вот увидишь.
— Я уверена, что понравится. — Сиренити на секунду остановилась и обернулась к Ариадне. — Скажи Зоун, что я уезжаю из города с Калебом. Вернусь вечером.
— Скажу.
Сиренити быстро повернулась, выскочила за дверь и помчалась к «ягуару». Калеб уже сидел за рулем. Когда она подбежала к машине, он включил мотор.
Сиренити рывком открыла дверцу и упала на пассажирское сиденье.
— Какого черта ты придумала? — спросил Калеб сердито.
— Я еду с тобой. — Сиренити пристегнулась ремнем.
— Нет, не едешь.
— Ты не можешь уехать без меня. — Сиренити откинулась на спинку сиденья и заперла дверцу. — Ты забыл, что ты мой партнер? Я никогда не брошу партнера на произвол судьбы. У меня есть определенные принципы, которые я должна соблюдать.
— Проклятие, — сказал Калеб.
Он включил скорость и выехал на дорогу.
Глава 15

Они проехали десять миль вниз по горной дороге, прежде чем Калеб снова заговорил:
— Разговор будет неприятный, Сиренити.
— Я знаю.
— Я не позволю тебе вмешиваться.
— Я и не собираюсь вмешиваться.
— Твое присутствие не повлияет на то, как я решил поступить в данной ситуации.
— Я это понимаю.
— Ты не отговоришь меня сделать так, как я решил.
— Само собой.
— Еще не поздно. Я могу развернуться и отвезти тебя обратно в Уиттс-Энд.
Сиренити положила руку на длинную, напряженную мышцу верхней части его бедра.
— Я не позволю тебе ввязаться в это одному, помнишь, я говорила, что каждый человек живет с приставшими к нему кусочками других людей?
— Помню.
— Не смотри сразу, но к тебе прилип огромный кусок меня. И отлепляюсь я не очень легко.
Калеб не нашелся, что на это сказать. Она была права, причем даже больше, чем думала и чем могла знать. С каждым проходящим днем и каждой ночью он все яснее осознавал, насколько велик приставший к нему кусок ее и в какой большой степени она стала неотъемлемой его частью — жизненно важной, абсолютно необходимой.
Калеб взглянул в зеркало заднего обзора и увидел собственное отражение. Оно было плотным и реальным — живым. Я определенно выгляжу взбешенным, подумал он, но плотным и реальным. Настоящим. Живым. Я могу прикасаться к вещам. Я имею значение. И вещи, и люди могут прикасаться ко мне.
— Черт, — пробормотала Сиренити.
— В чем дело? Передумала ехать со мной?
— Нет, проблема не в этом.
— А в чем?
Она дернула себя за длинную, свободного покроя блузу из цветастого батика, надетую поверх широких расклешенных брюк из этой же ткани. Линию талии подчеркивал замысловато украшенный пояс с массивной пряжкой.
— Не успела заскочить в телефонную будку и преобразиться в стиле Городской и Сельской Мисс.
— Не беспокойся об этом. — Калеб бросил взгляд на ее непокорные рыжие кудри и улыбнулся. — Tы и так выглядишь замечательно.
— Правда?
— Можешь мне поверить, ты никогда не выгдядела такой прекрасной. Разве что, пожалуй, на тех снимках, которые сделал Эстерли.
Сиренити повернула к нему голову с такой быстротой, которая не оставляла сомнений в том, насколько неожиданными были для нее эти слова.
— Ты ведь так и не сказал мне, что думаешь об этих фотографиях.
Калеб вспомнил эффект противопоставления простодушной наивности и вечной женственности, так прекрасно схваченный Эстерли на фотографиях Сиренити.
— Ты была права. Они действительно произведения искусства.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108