В растерянности он пытался понять, что же ему делать, если она просто не хочет его.
Но в тот самый миг, когда эта страшная мысль мелькнула в его мозгу, луч света заиграл на янтарном кулоне, притаившемся между ее грудей.
Она по-прежнему его носит!
Он облегченно вздохнул. Значит, еще не все потеряно, радостно подумал он.
Однако не успел он насладиться своей радостью, как Виктория беспокойно пошевелилась и приподнялась на подушках. Ресницы ее затрепетали, она открыла глаза, посмотрела на него и закричала:
— Господи, нет, нет! Оставь меня!
Лукас в ужасе следил, как Виктория выпрямляется, опираясь на подушки. Она вытянула руку, отстраняя его. Значит, он все же ошибся. Она не хотела позволить ему даже подойти к ней. Сердце у Лукаса сжалось, разочарование было слишком велико.
— Викки, Бога ради…
— Нож! Боже милосердный, нож! — Она не сводила широко раскрытых от ужаса глаз с острого пламени свечи. — Нет, пожалуйста, нет!
Наконец Лукас догадался, что она все еще спит. По всей видимости, он застал ее посреди ночного кошмара, и страшный сон не отпускал ее.
Лукас быстро отступил назад, опустил свечу на столик и, вернувшись, обхватил Викторию за плечи. Она приоткрыла рот в крике, глаза ее не отрываясь смотрели на то, что видела только она одна.
Лукас встряхнул ее:
— Викки, успокойся!
В глазах ее не мелькнуло ни искры понимания, и тогда он сделал то, что ему не раз уже приходилось делать, когда солдат посреди сражения впадал в истерику. Чуть отведя руку, он хладнокровно и расчетливо ударил Викторию по щеке.
Это отрезвило ее. Она задохнулась, растерянно заморгала и наконец разглядела его лицо.
— Лукас! — выдохнула она. — Боже, это ты! — Она негромко вскрикнула, скорее от облегчения, и бросилась в его объятия. Она прижималась к нему так, словно он был ангелом-хранителем, избавившим ее от адского огня.
За дверью послышались быстрые шаги, и затем в дверь Виктории Постучали:
— Мэм? Это я, Нэн. С вами все в порядке?
Лукас нехотя высвободился из объятий Виктории. Она жалобно всхлипнула и потянулась к нему, он одним ласковым прикосновением сумел ее успокоить.
— Тише, дорогая моя. Надо отослать твою горничную. Сейчас я вернусь.
Он подошел к двери и отворил ее. В холле в беспокойстве переминалась с ноги на ногу Нэн.
— Я как раз поднималась по лестнице, шла к себе в комнату, а тут миледи закричала. — Нэн посмотрела на него, и Лукас заметил в ее взгляде смутное подозрение. — С ней все в порядке, милорд?
— Нет причин для волнений, Нэн. Это я виноват, я неосторожно разбудил миледи, когда ей приснился дурной сон.
— Я так и подумала. — Подозрение в глазах Нэн исчезло. — Бедняжка. В последнее время ей так часто снятся плохие сны. Я думаю, именно поэтому она стала так много времени проводить на балах. Не ложится до самого рассвета. Теперь вот легла спать рано, и ей опять что-то приснилось. Наверное, мне надо лечь с ней в одной комнате.
— Не стоит беспокоиться, Нэн. У нее теперь есть муж, припоминаете? Я позабочусь о миледи. В конце концов, я ведь тоже могу устроиться у нее в комнате.
Нэн покраснела и торопливо кивнула:
— Конечно, сэр. — Она сделала небольшой реверанс и удалилась.
Лукас затворил дверь и вернулся к кровати. Виктория следила за ним из темноты, обхватив руками колени. Глаза ее казались огромными в призрачном свете луны.
— Прости меня, Викки. Я не думал, что так испугаю тебя, — произнес Лукас.
— Во-первых, я хотела бы знать, с какой целью ты пробрался ко мне в комнату? — резко спросила она.
Лукас вздохнул, понимая, что минута, когда она готова была довериться ему, увы, миновала.
— Конечно, тебе это не понравится, Викки, но у тебя теперь есть муж, а муж имеет право пробираться в спальню своей жены. — Он пересек комнату и присел на край кровати, стараясь не встречаться с ее враждебным взглядом. — Твоя горничная сказала, что в последнее время тебе часто снится дурной сон. На это есть какая-нибудь причина, как ты думаешь?
— Нет.
— Я спрашиваю только потому, что мне иногда тоже снится плохой сон, — тихо продолжал он.
— По-моему, это с каждым бывает время от времени.
— Да, но это особый сон, всегда один и тот же. С тобой тоже так, Викки?
Она помедлила.
— Да, — и тут же, пытаясь переменить разговор, спросила:
— А что тебе снится?
— Мне снится, что я лежу на поле боя, среди мертвых и умирающих солдат. Труп лошади придавил меня к земле. — Лукас коротко вздохнул, оглянулся на пламя свечи. — Некоторые солдаты умирают очень долго. Каждый раз, когда мне снится этот сон, я слышу их предсмертные стоны. Я вновь переживаю смертный страх, потому что не знаю, выживу ли я или тоже умру, или же один из тех мерзавцев, которые приходят грабить мертвецов после битвы, перережет мне глотку — и кончено дело.
Виктория коротко всхлипнула и дотронулась до его рукава. Глаза Лукаса вновь обратились к ней.
— Как это ужасно, — прошептала Виктория. — Боже мой, Лукас, как это страшно. Твой сон еще хуже, чем мой.
— Что тебе снится, Викки?
Виктория вцепилась пальцами в край одеяла, опустила глаза:
— Мне снится… мне всегда снится, что я стою на верхней площадке лестницы. Человек подходит ко мне. В одной руке у него свеча, а в другой — нож!
Лукас помедлил, догадываясь, что она о чем-то умалчивает. Сказав «человек», Виктория сделала паузу, и он понял, что эта фигура в ее ночном кошмаре имеет лицо, и лицо ей определенно знакомо. Однако было совершенно очевидно, что она не хочет больше говорить об этом сне, но Лукас боялся нарушить установившееся между ними хрупкое доверие и невольно заставлял ее говорить еще.
В самом деле, подумал Лукас, за последний час ему удалось добиться большего, чем за все время после той роковой ночи, когда они впервые предались любви.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117