Впрочем, как нужно было поступать с Костиком, Ксюшу более не волновало. Муж вызывал у нее стойкое отвращение. Костика она прогнала: уйди по-хорошему, пока я тебя ночью подушкой не накрыла, очень хочется. Свой заветный алтарь, включая девичий альбом и фотографии мужа, сожгла в мойке па кухне. Завела собак и пять лет слышать не слышала о Костике.
Глава вторая,
в которой Полина делает страшное открытие и мужественно готовится в последний путь

ОДНА СТОРОНА МЕДАЛИ
Счастливое детство Полина провела в подмосковном городе Реутове. О ее родителях несколько раз писала местная газета и один раз центральная. У папы наград не было, а у мамы – медали. Мать-героиня – двенадцать детей Хотя знакомые шутили, именно отцу следует дать орден за производительность. Во дворе их дразнили баптистами, потому что баптистам вроде бы вера предписывает рожать сколько получится. Но родители Полины в секты не ходили и были в меру православными, то есть детей крестили, а на Пасху пекли куличи и красили яйца. С какой целью они неустанно плодились, не понимали ни соседи, ни знакомые, ни дети, ни, похоже, сами родители. Один корреспондент задал маме каверзный вопрос:
– Что вами движет?
Она вспыхнула смущенно и попеняла:
– Как не стыдно о таком спрашивать!
В статье потом было написано, что ею движет большая любовь и стремление дать жизнь новому человеку и гражданину великой страны. А папины слова про то, что после пятого число детей роли не играет, вообще не упоминались. Ему приписывалось высказывание, которое он бы в жизни не выговорил: «Каждая личность уникальна в своей неповторимости и священна в праве на бытие, как сказал великий философ».
Папе с его двумя работами и вечно беременной маме было не до философии. Только успевали поворачиваться, чтобы орду напоить, накормить, одеть мало-мальски и тумаков раздать.
Про что правильно журналист написал, так это про двадцать пар обуви в прихожей на стеллажах. Но он не видел, что творится, когда утром братья для потехи свалят всю обувь на пол – попробуй в давке свою пару отыскать.
Поля была тем самым роковым по счету пятым ребенком, за которым уже число потомков значения не имело. Ее так поразили слова отца, что каждый раз, когда у мамы вырастал живот и ожидалось появление братика или сестрички, она испытывала неясное чувство вины и раскаяния.
Мама умерла, когда самая младшая, Зойка, школу окончила. То есть всех на ноги подняла, и никто из детей по кривой дорожке не пошел: мальчики в тюрьму не попали, а девочки не стали доступными женщинами. Врач про причину маминой смерти сказал: «Израсходовала себя без остатка».
Внешностью Поля удалась. Ее лицо не просилось на обложки журналов, напротив, оно состояло из недостатков – глазки маленькие, нос бульбочкой, подбородок пипочкой. Но вместе они превращались в достоинства, отчего личико Поли производило впечатление абсолютной простоты, доверчивости и бескорыстной доброты. Люди с такими лицами отдают последние деньги попрошайкам и верят легендам про «мы сами не местные, кошелек на вокзале украли, помогите, Христа ради». Стань Поля врачом, она, пожалуй, не пользовалась бы авторитетом у пациентов. Уж больно проста и бесхитростна ее внешность – высшее образование не вырисовывается. Но попасть на излечение, под опеку к такой медсестре – значит семимильными шагами двигаться к выздоровлению.
О медицине Полина никогда не мечтала – крови боялась. Она закончила в Москве техникум, устроилась чертежницей в конструкторское бюро большого завода, познакомилась с Василием. Когда их отношения мягко подкатили к дверям ЗАГСа, она без обиняков предупредила: я детей не хочу и рожать не буду. Словно специально задуманная природой для материнства, Поля израсходовала свои инстинкты в детстве и юности. Их поглотили младшие братья и сестры: пеленания, купания, ночные бдения у постели заболевших, прогулки с колясками вместо танцев в клубе и вечные очереди – в туалет, в ванную, за обеденный стол, за платьем сестры, за маминой лаской. Вершиной семейного счастья Полина считала тишину и одиночество в доме.
Она слышала, что можно сделать операцию с гарантией абсолютной бездетности. Женщине перевязывают какие-то трубы у матки, и она не может забеременеть, хоть тресни. Василий против операции не возражал. Поля страстными поцелуями доводила его до белого каления, а дальше ни в какую – в заветное место не допускала. Боялась понести и, как мама, без видимой причины наплодить целый полк. Прощай тогда тишина и спокойствие.
Они поженились, а с операцией возникли сложности. Контрацептивам, которые, по рассказам женщин на работе, рвутся, как детские шарики, Поля не доверяла. И крутился Вася ужом на сковородке – вроде и муж, а не допущен по-серьезному к телу. Смех и грех были первые полгода их семейной жизни. Кому рассказать – животы надорвут. Но Васе было не до смеха, а Поля, глядя на него, слезами обливалась. И все-таки твердо берегла свою девственность.
Оказалось, что по закону ей операцию делать нельзя. Во-первых, не исполнилось еще тридцати пяти, а во-вторых, не было двоих детей. Интересная картина – бесплатно аборты делай, но избежать их ни за какие деньги не разрешается.
Вася выл от тоски и страсти, Поля чувствовала себя обманщицей и палачом. Пока не нашлась лазейка. Сначала в виде врачихи. Та выдала Поле справку о наличии тяжелого заболевания сердца и медицинских показаний к стерилизации. Потом договорилась с хирургом-гинекологом, что та справке поверит и трубы перевяжет. Деньги, которые откладывали на телевизор и холодильник, ушли на взятки докторам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18