Но дело было даже не в возрасте. Его окружала не юношеская, а мужская аура взрослости — уверенности, спокойствия.Юра расспрашивал ее о медицинском институте, в котором Анна училась на третьем курсе, рассказывал о МАИ и своей службе в авиации. Анна вымучивала скупые ответы и междометия.“Решит, что я дура, — думала она. — Сначала хохотала как ненормальная, а сейчас слова не могу выдавить”.Они подошли к дверям общежития. Аня быстро протянула руку и пробормотала:— До свидания. Спасибо, что проводили. Юра задержал ее руку:— Послушайте, Аня, давайте я вам тоже покажу язык? И мы будем в расчете.Он действительно показал ей язык. Нелепо сожмурив глаза, открыл рот, будто на приеме у врача. Анна расхохоталась.— Вашим смехом можно торговать, — сказал Юра. — Он заменяет бутылку хорошего вина.Они встречались около года. Анна привыкла к Юре, уже не чувствовала себя несмышленой девчонкой рядом с серьезным дяденькой. Его взрослость больше не пугала — напротив, оказалась удобной и приятной. В нем не было юношеской нетерпеливости, дрожания нахальных рук, сбивчивого дыхания и желания быстрей всю ее опробовать жадными губами. Юра даже не пытался поцеловать ее. Вел себя как старший брат, которому поручили опекать сестренку.Эти братские отношения довели Анну до мучительного томления. Она уже не сомневалась, что любит Юру. А он проявлял только заботливое участие. Из носа не потекло? Платочек дать? Мороженое купить? По ночам Анна строила планы провокаций, которые вынудили бы Юру перейти к эротическим атакам. Но то, что ловко складывалось в мечтах, в реальной жизни быстро рассыпалось. Анна могла дурачиться как ребенок, но соблазнять как женщина не умела.После изнурительной сессии и практики в больнице, перед ее отъездом домой, в Донецк, Юра предложил съездить на Ладогу. Вообще ее жизнь с появлением Юры заметно изменилась материально. Он, конечно, не содержал ее, Анна по-прежнему жила на стипендию и те крохи, что присылала мама. Экономила на еде, чтобы покупать у однокурсников-иностранцев джинсы, блузки, колготки. Но Юра довольно часто водил ее в рестораны, они могли на выходные или в праздники отправиться в Ленинград, в Прибалтику. Останавливались (Анна впервые в жизни) в гостиницах, в разных номерах, естественно.Подружки были убеждены, что их отношения давно за рамками пионерской дружбы. И разубеждать их были неловко. Да что там подружки, даже Юрина мама, Луиза Ивановна, не питала на этот счет никаких сомнений. Она относилась к Анне доброжелательно. Выяснила, как Аню зовут дома, и величала также — Нюрочкой. Но однажды Анна засиделась у них дома — по телевизору показывали чемпионат по фигурному катанию, — и Луиза Ивановна тихо шепнула ей:— Нюрочка, не стесняйтесь меня, оставайтесь. У Юры ведь своя комната.Возможно, даже определенно, Луиза Ивановна действовала из благих побуждений. Но Анна обиделась: “Хочет, чтобы у сына была приходящая девица. И толкает меня в его кровать. Не важно, что я сама не прочь там оказаться. Зачем в спину подгонять?”Ладога, строгая и могучая красота Русского Севера потрясли Анну. Она выросла на Украине, восхитительной ранней весной и летними ночами. Само же южное лето, знойное, выжигающее, высушивающее все краски на раскаленной земле, вызывало ощущение климатического испытания — надо потерпеть, дождаться осени, спрятаться; пока не придет вечерняя прохлада.Здесь, на Севере, летом была жизнь, а не пережидание. Краски, особенно зеленые, — свежие и насыщенные: бутылочная зелень еловых иголок, оттенки травы — от салатного до темно-зеленого, ажурное кружево мха, ягодные кустики, семейки упругих грибов — все было красиво до бутафорности.И простор. Удивительный простор Ладоги. Не степное марево с полынным и жарким, как из духовки, воздухом. А свежее, прозрачное водное раздолье. Хотелось лететь, плыть в хрустальной прохладе и дышать, дышать, запасаясь впрок лесными запахами.Окружающая красота настолько захватила Анну, что она даже перестала терзаться неопределенностью отношений с Юрой. Тем более, что источник ее переживаний вот он, никуда не делся, шагает рядом.Анна присела у кустиков земляники. Обрывала ягоды, складывала их в ладошку и отправляла в рот. Юра потерял ее. Стоял в десяти шагах, но не видел за кустарником.— Нюра! — крикнул он.Анна молчала, смотрела на него и продолжала лакомиться земляникой.— Аня, ты где? А-а-н-я-а! — звал Юра. Она тихо прыснула. Кричит уже три минуты и крутится на одном месте. Похоже — злится. Пусть, не страшно.— Я тебя найду и отшлепаю! Нюра!— Ой, боюсь! — завопила Анна и бросилась в лес.Она мчалась между стволами, перепрыгивала через поваленные деревья.— Люди добрые, помогите! Лешак, лешак нападает!Она не слышала его бега, но чутьем угадывала, что расстояние между ними сокращается. Оглянулась. Так и есть, еще секунда — и он схватит ее. Анна шмыгнула за дерево, потом за другое. Какое-то время ей удавалось, обманными бросками, ускользать от Юры, но не долго. Он разгадал ее тактику, и Анна с разбегу врезалась преследователю в грудь. Юра схватил ее и пресек попытки вырваться.Анна хохотала. Неизвестно почему. Потому что она молода и хороша собой, потому что лес красивый, потому что Юра всегда восхищается ее смехом — по всем этим причинам и еще по сотне других, трудно формулируемых.Усилием воли стянула губы в трубочку и нахмурила брови.— Использовать физическое превосходство — не благородно, — прошепелявила она через трубочку.Юра ничего не ответил и поцеловал ее.Случись это в другой обстановке, Анна, наверное, бы расчувствовалась, бросилась ему на шею. Но сейчас, после бега и хохота, — никакого возбуждения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19