Просто затмение находит, туман, ересь, кошмарные сдвиги сознания. Я читала, что ученые спорят, существует ли патологическое опьянение. Пора, наверное, отдавать себя в руки науки. — Она беспомощно улыбнулась. — Все дискуссии прекратятся, если выставить меня после нескольких рюмок спиртного. Начинаю так чудить — выносите всех святых. Да вы сами видели. Я вообще-то никогда не пью. А вчера гостей не ждала и очень расстроилась из-за смерти этих несчастных кур.— Виолетта, Изабелла, — кивнул Борис.— Мне их летом принесли. Маленькие желтые комочки, очень трогательные, симпатичные. Я к ним привязалась, а когда они выросли, то почему-то не неслись. Федор Федорович уговорил взять петуха Ваську, который устроил настоящий бедлам… А дальше вы знаете. Еще раз прошу извинить меня.Она смотрела прямо на Бориса почти умоляющим взглядом. Потом выражение ее лица сменилось на удивленное — Борис принялся хохотать.— Сирена, прожекторы, как в концлагере, — веселился он, — я по-пластунски ползаю. Мне сообщает, — он едва не сказал «старая ведьма», — экстравагантная особа о трупах замученных девушек. А тут еще ваш Федор Федорович — давай их собакам скормим. Ну все! Притон, шайка маньяков, ружья, в которые «очень хочется пульнуть», — передразнил он. — Курочек дохлых увидел, чуть не расцеловал их от счастья.— Кошмар, — улыбаясь, согласилась Татьяна Петровна. — Хорошо, что у вас оказалась крепкая психика.— Сам удивляюсь.— Эту систему сигнализации мой сын выдумал. Перемудрил.У нее есть дети, что естественно. И богатый муж, построивший особняк. Но почему он держит ее тут, в отдалении? У богатых свои причуды.— Сколько лет вашему сыну? — спросил Борис.— У меня сын и дочь, двойняшки. Им двадцать два. В прошлом году институт закончили.Значит, ей перевалило за сорок, высчитал Борис.— А муж чем занимается? Я потому спрашиваю, — объяснил он свое любопытство, — что больно замечательный у вас дом.— С мужем мы разошлись. Дом я построила сама. Не своими руками, конечно, но своими идеями, скажем так. Борис Владимирович, — перевела она разговор на другую тему, — вы, кажется, говорили, что вам нужен бензин?— Совершенно верно. Крайне нужен. Я ехал к сестре, но заблудился, и бак в машине пуст как барабан.— В гараже есть канистра с бензином, но я не знаю, какой марки.— В данных обстоятельствах выбирать не приходится. Продадите мне несколько литров?— Какая может быть продажа, — отмахнулась Татьяна Петровна. — Берите, конечно. Еще кофе?— Благодарствуйте. Также признателен вам за приют, баню, отутюженную одежду и предметы туалета.— Ну, если это хоть немного сгладило мое вчерашнее поведение, я рада. — Татьяна Петровна улыбнулась и встала.Борис поднялся вслед за ней. Интересная женщина: глазки в пол, и банька тебе, и завтрак королевский, но явно чувствуется, что на романтическое продолжение рассчитывать не приходится.— Вы здесь постоянно живете? — спросил он, пока они шли к прихожей, где она переобулась в валенки, надела дубленку, а он свою куртку.— Да. Только изредка наезжаю в Москву.— Одна во всей деревне? И этот, погодите-ка, Ексель-Моксель, я о нем слышал в… в Площеве.— Федор Федорович. Он никогда не ругается нецензурными словами, но через слово вставляет ексель-моксель. Поэтому и прозвали. Он тут с женой живет.— И больше вокруг никого? — допытывался Борис.— На дальнем конце деревни несколько старушек. А летом много дачников, вы увидите, сколько домов настроили. Раньше была неперспективная, умирающая деревня. А еще раньше — богатая, красивая.— Как она, кстати, зовется?Смятиново. Борис Владимирович, — она остановилась у выхода на улицу, оглянулась и посмотрела на его ноги. — давайте я вам валенки дам. Иначе, пока с машиной будете возиться, снова промокнете. Снега выпало много.Борис не стал отказываться. Они вышли на улицу и остановились на крыльце. Снега действительно навалило. Он припорошил тропинку, ведущую к калитке, лежал тоненькими полосками на ветках деревьев, сугробиками на лапах елей. Солнце играло в мириадах его хрусталиков, и они искрились, посылая в глаза несчетное количество солнечных зайчиков. Борис невольно прищурился.— Красота какая! Тишина, воздух. — Он вздохнул полной грудью.— Самое удивительное, — согласилась Татьяна Петровна, — что необыкновенно красиво каждый день. И каждый день по-новому. Не устаешь восхищаться, потому что не бывает повторов.Они услышали шум работающего мотора. Подошли к калитке. Федор Федорович на небольшом тракторе расчищал дорогу. Он уже поравнялся с «Жигулями» Бориса. От машины до калитки было метров двести. Борису вчера показалось, что он преодолел по сугробам не менее километра.Увидев их, Ексель-Моксель заглушил мотор, вылез из трактора и подошел.— Мое почтение, — поздоровался он, — с хорошим вас деньком. Петровна, ексель-моксель, свет я починил, но ты так больше не балуй. Бабки-наши чуть выкидышами, ексель-моксель, вчера не разродились.— Далеко ли отсюда до Перематкина? — спросил Борис.Пять километров, — ответил Федор Федорович. — Но на машине, ексель-моксель, не проехать — дорогу в этом году, ексель-моксель, не чистили, а после нынешней метели только на большом тракторе, ексель-моксель, можно убрать. Разве на лыжах идти. У меня была лыжня по лесу, так тоже небось, ексель-моксель, занесло.— К сударушке ходили? — усмехнулась Татьяна Петровна. — У Федора Федоровича в радиусе пятнадцати километров во всех деревнях есть сударушки, — пояснила она Борису.— А что? — заулыбался старик польщенно. — Я, несмотря на свои семьдесят три года, еще мужчина в полном расцвете сил. Как Карлсон, ексель-моксель, — хохотнул он.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15