Воспользовался аэрозольным дезодорантом — теперь он благоухал чужими запахами чужого дома. Надел свои брюки, рубашку и джемпер, натянул новенькие носки. Готов. Что дальше в программе?После хорошего сна и баньки вчерашние волнения в дороге и ночью в этом чудном доме воспринимались как забавные происшествия. Его размеренная жизнь университетского преподавателя не богата приключениями, и сейчас Борис испытывал своего рода азарт и благостное веселье — чем еще порадуют аборигены?Девушку он нашел на кухне, она жарила на плите яичницу. Одета в белый свитер крупной вязки, черные джинсы, кроссовки. Волосы убраны в простенький узел на затылке. Но волос так много или они столь пышные, что на висках и темени приподнимаются мягкой шапочкой. Несколько пружинок выбились из узла и вились по шее.— Доброе утро! — поздоровался Борис.— Здравствуйте. — Девушка слегка развернулась к нему, но глаз не подняла.Ей лет двадцать пять. Кожа на лице тонкая, удивительного розоватого оттенка, который бывает у рыжих людей, не уродующих свое достояние солнечным загаром..— Меня зовут Борис, Борис Владимирович. — Он поправился по академической привычке иметь дело со студентами ее возраста.— Татьяна Петровна.Она произнесла имя-отчество с легкостью, которая молодежи несвойственна. Тоненькие лучики морщинок вокруг глаз — нет, пожалуй, тридцать уже исполнилось.Говорят, на курсах психологического тренинга людей, желающих добиться успеха, настойчиво учат смотреть при разговоре собеседнику в глаза. Общаться с человеком, который рассматривает бородавку у тебя на щеке или обои за твоей спиной, в самом деле неприятно. Вести же диалог с женщиной, вообще не поднимающей глаз, — неловко вдвойне. Татьяна Петровна не отрывала взгляда от пола своей кухни, лишая возможности Бориса не только определить, хороша ли она собой, но вообще сложить о ней какое-либо мнение.— Завтрак готов. — Она приглашающе повела рукой в сторону столовой за баром.Борис уже сутки обходился без еды и сейчас почувствовал зверский голод. Он обошел стойку и уселся за стол. Здесь было все, что может входить в обычный завтрак, и все сразу: апельсиновый сок в высоком стакане, сыр, ветчина, йогурт, творог, сметана, горячие гренки, джем, тарелка геркулеса, обжаренные до золотистой корочки маленькие сосиски с воткнутыми в них палочками. Татьяна Петровна принесла две порционные сковородки с яичницей и села напротив. Борис выпил сок, расправился с кашей, сделал бутерброд с сыром и ветчиной, принялся за яичницу. Девушка вяло ковыряла вилкой в сковороде, а он съел творог со сметаной, закусил йогуртом, обнаружил, что пропустил сосиски, и распробовал их после сладкого йогурта. Борис знал, что женщинам нравятся мужчины с хорошим аппетитом, потому, не смущаясь и не деликатничая, сметал завтрак, которого бы хватило на троих.Когда он стал намазывать джем на гренки, Татьяна Петровна спросила:— Чай или кофе?До этого вопроса молчание за столом нарушал только звук жующих челюстей Бориса.— Кофе, пожалуйста, — попросил он. Татьяна Петровна убрала тарелки, поставила чашки и стеклянный кофейник.Теперь можно и поговорить, решил Борис. После вчерашних злоключений он испытывал легкое превосходство человека, ожидающего извинений за неблаговидный поступок.— Вы здесь живете, Татьяна Петровна? — спросил он.—Да.— Это ваш дом? — уточнил Борис.— Да. — Она снова кивнула. И по-прежнему не поднимала глаз.— Вместе с бабулькой, которая на курочках свихнулась? — улыбнулся Борис.Легкое замешательство. Очередной кивок.— Ну что поделаешь, — сказал он покровительственно. — К сожалению, старость часто омрачается помутнением сознания. У матери моего приятеля, директора крупного завода, началось старческое слабоумие. Убегает из дому и поет в метро. Представьте: стоит в переходе и горланит «Ой, кто-то с горочки спустился…», люди ей деньги подают. Соседи увидят, звонят ему: Сергей Сергеевич, ваша мама опять поет. Он срывается с работы, тащит ее домой. Сиделку нанял, но мать все равно с изощренной хитростью умудряется улизнуть на промысел.В ответ на рассказ, предполагавший развитие темы — теперь вы поделитесь, как страдаете от сумасшедшей бабки, — Татьяна Петровна обронила:— Печально.— Но ружье, двустволку, все-таки припрячьте, — посоветовал Борис. — Опасно такие вещи держать в доступном для нее месте.— Оно не заряжено, — сказала Татьяна Петровна, водя черенком чайной ложки по скатерти.— Ну знаете! — возмутился Борис. Значит, он вчера вел себя как последний идиот, демонстрируя навыки гробокопателя. — Пьяная старуха, с ружьем, в пустынной деревне… Ее место в дурдоме. Кто она вам? Где она сейчас?Татьяна Петровна, наконец, подняла глаза — зеленые, в обрамлении пушистых светлых ресниц. Не привычные черные, а чуть с рыжиной, они лишали лицо яркости, выразительности и в то же время подчеркивали замечательный цвет кожи.— Пьяная старуха перед вами, — выдавила Татьяна Петровна. — То есть уже, конечно, протрезвевшая. Кроме меня, здесь никого нет. Это я вас вчера гоняла с берданкой по двору.Борис поперхнулся кофе и откашливался излишне долго, чтобы прийти в себя. Свалять такого дурака — не отличить молодой женщины от старухи, обзывать ее слабоумной. Что его сбило с толку? Волосы! Конечно, если эта девица распустит свои волосы, они будут торчать во все стороны — при свете, возможно, милая картина, а в темноте она походила на ведьму.— Мне очень неловко, — винилась между тем Татьяна Петровна, — просто не найду слов для извинения. Видите ли, дело в том… Все люди, выпив спиртного, меняются, кто-то больше, кто-то меньше, а я… совершенно карикатурным образом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15