Когда я придурочной Мальвиной выползаю из своей комнаты, папа и мама издают всхлип и кашляют, чтобы замаскировать нервный хохот. А тете Лизе я нравлюсь. Наверное, ее подготовишек на утреннике напоминаю.
— Ах, какая красивая девочка! — нараспев восхищается тетя Лиза.
Она сюсюкается со мной, как с трехлетней. Я, потупив голову, лезу пальцем в нос.
— Хорошие девочки пальчиком в носу не ковыряются, — наставляет меня тетя Лиза и убирает мою руку от лица.
Плечи родителей дрожат от сдерживаемого смеха. Они быстренько нас выпроваживают. Представляю, как веселятся за дверью.
Тетя Лиза мне сразу понравилась. У нее доброе открытое лицо — таких лохотронщики в два счета обдирают до нитки. Она говорит, что мы едем на дачу, где у нее живут два симпатичных котика.
В электричке я пытаюсь выяснить семейное положение тети Лизы. Она туманно вспоминает про «одного мужчину, с которым встречалась десять лет, но у него семья и дети». Ясно, морочил бедолаге голову, козел, а потом ручкой помахал.
— Но сейчас у меня есть поклонник, — смущенно признается тетя Лиза.
Я едва не падаю со скамейки, услышав пыльное от древности слово. Поклонник! Это тот, который поклоны перед ней бьет, что ли?
— Он завтра приедет со своим сынишкой. Я мальчика никогда не видела, волнуюсь ужасно. Вдруг я ему не понравлюсь?
— Вы не можете не понравиться, — честно льщу.
— Правда? — радостно восклицает она. — А сколько лет мне дашь? Мы с твоей мамой ровесницы, но все-таки?
Я благоразумно не упоминаю о том, что возраст женщины — величина переменная и, как заряд электрона, различен в каждое мгновение. Например, меня сейчас можно отправить в третий класс. А если я накрашусь, надену мини-юбку и мамины босоножки на платформах, то никто из приставал не догадается, что по нему статья за совращение несовершеннолетних плачет.
— Вы? С мамой? — притворно изумляюсь. — Не может быть! Тридцать шесть — ни за что! Я бы больше двадцати пяти вам не дала.
— Ой! — кокетливо отмахивается тетя Лиза. — Ты преувеличиваешь, то есть приуменьшаешь. Катя, а ты бы не могла при посторонних не звать меня тетей, а просто Лизой? И давай на «ты»!
— Запросто! — легко соглашаюсь я. — Хочешь, выдай меня за своего ребенка от первого брака с космонавтом, который сгорел в стратисфере?
— Что ты! — поражается Лиза. — Как можно!
С фантазией у нее туговато.
— Катенька, — делает мне замечание Лиза, — сдвинь коленочки. Так девочки не сидят, так мальчики сидят.
Черт! Ни ходить, ни сидеть в платьях я не умею, потому как с колыбели в джинсы одета. Народ на меня пялится. Старики с одобрением смотрят, а одна девчонка пальцем у виска покрутила. Правильно сделала.
На станции Лиза начинает доставать сумки из сумок — как матрешек, одну из другой, да еще каждая с хитрой «молнией»: если ее расстегнуть, сумка сразу вдвое больше станет. Сумки мы загружаем стратегическим продуктовым запасом. Однако, поклонник нынче прожорливый пошел! Пока дотащили провизию до дома, взмокли.
Дачка у Лизы скромненькая. Деревянный домик с двумя комнатами, кухонькой и верандой. Участок тоже не разбежишься, соток шесть. Но все кругом чистенькое и аккуратное. На окнах веселенькие занавески, грядки под линейку размечены, сорняки пинцетом выщипаны, цветники благоухают.
— Хочешь душ принять до обеда? — предлагает Лиза.
— Лучше после.
Зря я, что ли, как дура парилась? Мне в этом прикиде надо до Лизы важную информацию донести. Украдкой достаю зеркало и пудреницу с белым тальком. Обрабатываю лицо, губы мажу бледно-голубыми тенями. Приползаю за стол.
— Окрошечки поешь, — ставит передо мной тарелку Лиза.
— Не могу, — вздыхаю я, — тошнит, токсикоз. Я ведь, по правде сказать, беременная.
Лиза падает на соседний стул и таращит на меня, смертельно белую, всю в розовом, с косичками-бантиками и рюшечками, испуганные глаза.
— Кто? Кто? — заикается она. — Кто отец?
— Наш директор школы, — печально признаюсь я.
С директором, пожалуй, переборщила. Нашему директору за шестьдесят, один глаз у него стеклянный, потому зовется Циклопом. Надо было физрука замазать…
Пока Лиза приходит в себя, пока хватает ртом воздух, как рыба, выброшенная на берег, я пододвигаю к себе тарелку и уминаю окрошку. Лиза механически ставит передо мной второе — котлеты с посыпанной укропом молодой картошкой. На десерт клубника с сахаром и сметаной. Готовит Лиза отлично, живот у меня набит, точно барабан.
— Не возражаешь, если отдохну немного? — спрашиваю.
— Я тебе постелю, — подхватывается Лиза. — О, бедный! Бедный ребенок!
Так, все складывается лучше, чем я ожидала. После оздоровительного сна я получаю полдник в виде горячих блинчиков с медом и холодного молока, потом купаюсь в речке и даже помогаю Лизе пересаживать цветы, несмотря на ее отказы и мой «чудовищный токсикоз».
Лиза виновато признается, что, пока я спала, она сбегала на почту и отбила моим родителям телеграмму на адрес их дома отдыха. Текст был гениальным по причине экономии знаков препинания: «Ваша дочь беременна директором школы целую лиза».
Я тяжело вздыхаю и одобряю ее мужественный поступок:
— Ты поступила как настоящий друг. Все равно бы мне пришлось сдаваться.
Двух Лизиных «котиков», Гришу и Федю, я до ночи не видела. Оказалось — громадные котяры, которые целыми днями охотятся и домой только ночевать приходят. Лиза внимательно следит, чтобы форточки в доме были открыты — «котики» в них запрыгивают.
Поклонник Родион Сергеевич и его отпрыск Славик мне решительно не приглянулись. Родион Сергеевич толст, лыс и обильно потеет. Он подобострастно смотрит на сына и покровительственно на Лизу.
1 2 3 4