Разумеется, она тоже не питала к Липецкой теплых чувств, их связывала застарелая вражда, что-то вроде не слишком опасного, но неприятного хронического заболевания. Они постоянно препирались, ссорились, делали друг другу мелкие гадости (Алиса гораздо чаще). Случалось, в сердцах Тина бормотала в спину Алисе: «Чтоб у тебя язык отсох… чтоб у тебя прыщ на носу вскочил… что б тебе в парикмахерской все волосы сожгли…» И не далее как сегодня перед показом она, разозлившись, пожелала Алисе споткнуться на подиуме. А что такого, даже легендарная Наоми Кэмпбелл однажды шлепнулась на подиуме, правда, ничего себе не сломала.
Тине тогда ужасно захотелось посмотреть на валявшуюся Алиску и услышать все, что выскажет ей Эльза. Но тем не менее она не желала Липецкой настоящего, серьезного зла и уж тем более не хотела ее смерти…
И вот Алисы нет в живых…
Это было ужасно.
Ведь, как ни крути, она была одной из них, одной из «принцесс подиума», как изредка называли манекенщиц журналисты, одной из «вешалок», «рабочих лошадок», как называли они сами друг друга.
И вот ее нет…
Смерть казалась Тине чем-то нереальным, потусторонним, тем, что происходит только с другими.
И то, что ее собственные родители…
Но ведь они были гораздо старше, принадлежали к другому поколению, их смерть не казалась такой чудовищной. А Алиса – ровесница, молодая девушка, такие не умирают…
Умирают.
Вот она полулежит в кресле, и ее фарфорово-белое лицо постепенно приобретает неестественный землистый оттенок.
«Есть жнец, смертью зовется он…» – вспомнила Тина глупый стишок.
Этот стишок, который она знала с детства, до сегодняшнего дня казался ей бессмысленным, не имеющим к ней никакого отношения. И вот…
Ее передернуло.
То ли это простудный озноб, то ли расшалившиеся нервы…
До начала дефиле она мечтала отработать свое, приехать домой, выключить телефон и улечься в постель. Спать, спать, спать и проснуться здоровой и обновленной.
Но теперь, после того, что случилось, она боялась остаться одна.
И сразу же подумала о том единственном человеке, с которым ей всегда было легко и уютно.
Она достала из сумочки телефон, набрала его номер.
– Здравствуй, Принцесса! – донесся из трубки ласковый голос. – Вспомнила старика?
– Дядя Бо, можно, я к тебе заеду?
– Зачем ты спрашиваешь, Принцесса? – В его голосе прозвучала радость – но и озабоченность. – Ты прекрасно знаешь, что я тебе всегда рад! Приезжай скорее, я сварю кофе!
Через полчаса она стояла перед невзрачной деревянной дверью и нажимала на кнопку звонка.
– Открываю, открываю! – донесся из-за двери знакомый голос.
Заскрипели замки и затворы, и наконец обе двери открылись.
Сам дядя Бо называл свою квартиру «шкатулкой с секретом»: внешняя неприметная дверь служила в основном для маскировки, за ней находилась вторая, швейцарская, бронированная, с несколькими надежными замками.
Дядя Бо стоял на пороге в своей любимой домашней куртке из бордового бархата, возле его ноги красовался огромный белый персидский кот с приветственно поднятым пушистым хвостом. Дядя Бо назвал своего кота Ришелье, в честь знаменитого французского политика. Самому хозяину и самым близким друзьям разрешалось называть кота уменьшительным именем Риш. Иногда Тина всерьез задумывалась, кто из них двоих настоящий хозяин квартиры.
Дядя Бо протягивал навстречу Тине руки:
– Здравствуй, Принцесса!
Тина вошла в прихожую, дядя Бо отступил, внимательно рассмотрел ее при ярком свете старинного бронзового бра, и густые брови встревоженно поднялись.
– Что с тобой? У тебя совершенно несчастный вид! Кто посмел тебя обидеть?
– Никто, дядя Бо… я просто немного нездорова… кажется, обычная простуда…
– Не пытайся меня обмануть! – Он погрозил ей пальцем. – Уж я-то вижу тебя насквозь! Ты простужена – но не в этом дело. Ты чем-то встревожена и расстроена… но я-то хорош, держу тебя в прихожей!
Он провел ее в гостиную, усадил в любимое кресло.
– Сейчас я сварю тебе кофе! Так, как ты любишь…
– Спасибо… – Она благодарно кивнула, забралась в кресло с ногами, свернулась клубочком, как в детстве, и почувствовала, как тревога отпускает ее. – А можно мне посмотреть на человечков?
– Конечно! – Дядя Бо расплылся в улыбке, повернул потайную пружину в старинных каминных фарфоровых часах в форме рыцарского замка и поспешил на кухню.
Часы пробили четыре раза, и ворота замка распахнулись.
Тина смотрела восхищенно, округлив глаза, как в детстве.
Из ворот замка выехал верхом фарфоровый рыцарь в шлеме с опущенным забралом, за ним вышел сгорбленный монах в коричневом плаще с капюшоном, следом за монахом – купец на ослике в нарядной сбруе…
С детства Тина любила это маленькое представление, время от времени просила дядю Бо «показать человечков», хотя завершение процессии вызывало у нее привычный страх. Вот и сейчас она почувствовала этот детский страх – несерьезный и ненастоящий, вроде того сладкого замирания, какое бывает на чертовом колесе или на взлетевших высоко качелях.
Последним из ворот замка вышел скелет с косой на плече.
В окошке над воротами появились готические буквы, сплетенные, как плети дикого винограда.
Давно, много лет назад, дядя Бо перевел ей эту надпись с немецкого языка: «Есть жнец, смертью зовется он. Властью от Бога большой наделен. Когда косить он станет – и нас с тобой достанет…»
Неожиданно Тина вздрогнула: после сегодняшнего события наивный стишок приобрел новый смысл.
К счастью, вскоре скелет вслед за остальными фарфоровыми фигурками скрылся в замке, и окошко над воротами закрылось, спрятав зловещий текст.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12