Несчастный Мантакис, по крайней мере, смел с ковра осколки стекла и заменил зеркало в руках своего твердокаменного брата. Я напомнил себе, что надо поощрить его во время утренней ванны.
Мантакис явился ко мне полчаса спустя с известием, что ужин и молодая Битон ожидают в соседней комнате. Я быстро мазнул за ушами ваткой с формальдегидом — ароматом, перед которым не устоит ни один истинный ученый, — и прошел к соседней двери, ощущая в животе приятное тепло.
Арла стояла перед статуей деда, слегка касаясь ладонями его лица.
— Срастаетесь с фамильным древом? — пошутил я.
— Расшатываю его, — отозвалась она с улыбкой.
Приятно было видеть, что она на время оставила свои деловые манеры. Также приятно было видеть ее в более нарядном платье. Темно-зеленая ткань с желтыми цветами не прикрывала коленей. Волосы были распущены и, для моего обогащенного красотой зрения, сияли собственным светом. Когда ее глаза встретились с моими, я с трудом сдержал улыбку.
Мантакис приготовил две тарелки с едой на маленьком столике. Я не поверил своим глазам при виде жареной оленины и незнакомых овощей — все без малейшей примеси крематов. Тут же стояли две бутылки вина, красного и синего, и два тонких хрустальных бокала. Я сел к столу и жестом пригласил девушку присоединиться ко мне.
Она придвинула стул, отрезала кусок оленины и начала есть. Я налил синего, более крепкого вина в надежде, что она не заподозрит меня в обдуманном намерении. Затем я откинулся в кресле и произнес:
— Вы сегодня хорошо поработали.
— Я же говорила, что буду вам полезна, — согласилась она.
Я предпочел бы услышать более почтительный ответ и, возможно, чтобы она не так громко жевала, но такие мелочи не могли затмить ее очарования. Мы ели и обменивались комплиментами, посмеявшись, между прочим, над тупицами, которые заподозрили в похищении Моргана с дочерью. Все шло прекрасно, и я уже налил нам по второму бокалу вина, когда у нее за спиной материализовался профессор Флок. А я и забыл, что большей частью удовольствия от ужина обязан красоте.
— Неужели ты думал, Клэй, что я пропущу такой равный междусобойчик? — спросил профессор.
Арла вздрогнула и оглянулась, словно заслышав жужжание москита, но я понимал, что она просто заметила мой взгляд. Неловко было при девушке кричать старому учителю, чтоб он убирался, так что я сосредоточился на ее глазах и постарался не замечать гостя.
— Отличная грудка, мой мальчик, — продолжал тот, — и я говорю не об ужине, а о том, что ты надеешься получить на сладкое. — Он был в набедренной связке и держал в руках заступ. По осунувшемуся лицу стекал пот.
Арла сделала глоток и сказала:
— Мне вспомнился еще один отрывок из дедушкиных рассказов.
— Интересно, — проговорил я.
Флок наклонился над Арлой, заглядывая за вырез платья.
— Я предлагаю Двенадцатый маневр, — сказал он, цинично подмигивая.
— Да, — сказала она, — я вспомнила, как он рассказывал, представьте себе, о встрече с существом, очень напоминавшим Странника отца Гарланда.
— Что вы говорите? — сказал я, глядя на приплясывавшего у нее за спиной профессора.
— Именно так, — сказала она, — и я вспомнила, он рассказывал, что то существо сказало им название рая.
Флок сказал мне:
— Смотри, Клэй, вот как я умер.
Я увидел поднимающиеся вокруг него испарения, и в комнате запахло серой. Выронив заступ, профессор схватился руками за горло. Лицо покраснело, потом стало иссиня-багровым, язык вывалился изо рта, глаза вылезали из орбит.
— Вено, — сказала Арла.
Профессор упал на нее, голова девушки прошла сквозь его бестелесную грудь. Я вскочил, чтобы столкнуть с ее плеч тяжесть его тела. В тот же миг галлюцинация исчезла, и я оказался стоящим над девушкой с протянутыми руками.
— Я реагировала примерно так же, — улыбнулась Арла.
— Любопытно, — повторил я и непринужденно опустился на место, стараясь скрыть волнение.
Незваные гости больше не прерывали наш ужин. Закончив, Арла встала и с бокалом в руке отошла к окну. Она взглянула на желтый диск луны и спросила:
— Как вы считаете, мы уже видели преступника или его очередь наступит завтра?
— Пока рано делать выводы. Вспомните, Двенадцатый маневр требует обследования всего населения.
— Расскажите мне об Отличном Городе, — попросила она.
— Хрусталь, розовый коралл и увитые плющом балюстрады. Просторные сады и широкие проспекты.
Город — порождение разума Создателя, Драктона Белоу. Рассказывают, что он учился у гениального Скарфинати, изобретателя непревзойденной мнемонической системы. Тот возводил в сознании дворец, а затем наполнял и украшал его идеями, посредством мистического символизма преображенными в предметы. Желая вспомнить что-либо, нужно было отыскать во дворце нужную вещь — вазу, картину, витраж, — и перед вами разворачивалось воспоминание. Юный Белоу был настолько любознательным, что дворец оказался для него тесен: его познания требовали строительства целого города. Ко времени своего прибытия в Латробию двадцатилетний юноша уже видел мысленным взором каждый камушек столицы, завиток на фасадах. Говорят, он шептал что-то ухо нанятым для строительства рабочим, и с той минуты они трудились подобно счастливым автоматам, не зная усталости до самой смерти, причем каждый точно знал свою работу. Город был выстроен еще моего рождения, в столь краткий срок, что это представляется не менее чудесным, чем самое его совершенство.
— А физиогномику тоже он ввел? — спросила Арла.
— Физиогномика в той или иной форме существовала с тех пор, как первые люди взглянули друг другу в глаза. Однако Белоу, желая подчинить свое творение единому закону, разработал математически точную теорию, которая служит безукоризненным инструментом оценки человеческой морали.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66