Артиллерия заметила - бьет залпами.
В темноте, бороздя черное небо, со свистом, шуршаньем летят, близятся и высоко рвутся семь огней шрапнели.
"А красиво все-таки" ,- тихо говорит товарищам по подводе раненый.
Старый возчик обернулся: "какая тут красота - страх один" .
Все смолкли…
Далекий выстрел… летит… летит… по нас… нет, впереди… через подводу… тррах! взрыв! и кто-то жалобно, жалобно стонет.
Капитан слез посмотреть: разбило подводу, упали лошади, казаку-возчику оторвало ноги.
"Да приколите же его!" - нервно кричит раненый с соседней телеги.
"Сами приколите!" - раздраженно и зло отвечает другой голос.
"Тише, господа, не шумите! ведь приказано не говорить!"
Все замолчали, только возчик с оторванными ногами стонет по-прежнему…
Вдруг артиллерия смолкла. Из далекой темноты донеслись дикие, неясные крики. "Ура! слышите, ура! Атака! Атака!" - взволнованно заговорили на подводах, завозились, подымаются.
"Не волнуйтесь, господа, это наши черкесы атаковали артиллерию" ,- вполголоса говорит проезжающий верховой.
"Ура" оборвалось. Стало тихо. Как будто ничего и не было. В степи далеко трещат кузнечики. С черно-синего купола неба прямо в глаза глядят золотые звезды. На подводах тихий разговор: "Сережа! видишь Большую Медведицу?"-"Вижу… а вон Геркулес".- "Геркулес, а я вот возчика вспомнил, - говорит, сворачиваясь под одеялом, Крылов,- ведь всего на одну подводу нас-то пролетела".-"Да… на одну… он уже не стонет, должно быть, умер" .
Обоз тронулся. Дует ветерок, то теплый, то холодноватый.
Медведовская
Ночь темная. Тихо поскрипывая, черной лентой движется в темноте обоз. Рядом проезжают верховые - вполголоса, взволнованно говорят: "Господа, приказано - ни одного слова и не курить ни под каким видом - будем пробиваться через железную дорогу".
В эту ночь под Медведовской решится судьба. Вырвемся из кольца железных дорог - будет хоть маленькая надежда куда-нибудь уйти. Не вырвемся - конец.
Обоз едет, молчит, притаился. Только поскрипывают телеги, да изредка фыркают усталые лошади…
Далеко на востоке темноту неба начали разрезать серо-синие полосы.
Идет рассвет. Вдруг тишину разорвал испуганный выстрел, и все остановились. Смолкло… другой… третий… Стрельба.
Треск ширится. Громыхнула артиллерия, где-то закричали "ура", с остервенением сорвались и захлопали пулеметы…
Все приподнялись с подвод, глаза впились в близкую темноту, разрезаемую огненными цепочками и вспышками, холодная, нервная дрожь бежит по телу, стучат зубы…
Прорвемся или нет?
"Артиллерия вперед! Передайте живей!" - кричат спереди.
"Артиллерия вперед!" - несется по обозу, и орудия карьером несутся по пашне…
Бой гремит. Взрывы,- что-то вспыхнуло, загорелось, затрещало. Это взорвались вагоны с патронами - горят сильным пламенем, трещат, заглушая стрельбу.
"Господа! ради Бога, скорей! снаряды из вагонов вытаскивать! Кто может! бегите! ведь это наше спасение! господа, ради Бога!" - кричит по обозу полковник Кун.
Раненые зашевелились, кто может, спускаются с телег, хромают, ковыляют, бегут вперед - вытаскивать снаряды.
Уже светает. Ясно видны горящие пламенной лентой вагоны. Кругом них суетятся люди, отцепляют, вытаскивают снаряды. И тут же трещат винтовки, клокочут пулеметы…
Вдали ухнули сильные взрывы - кавалерия взорвала пути.
Обоз вперед! рысью!
Обоз загалдел, зашумел, двинулся…
Прорываемся.
Вот уже мы рысью подлетели к железной дороге. Здесь лежат наши цепи, отстреливаются направо и налево. Стучат пулеметы. Наши орудия бьют захваченными снарядами. А обоз летит в открытые маленькие воротца, вырываясь из страшного кольца…
Свищут пули, падают раненые люди и лошади. На путях толпятся, кричат, бегут.
По обеим сторонам лежат убитые. Вон лошадь и возле нее, раскинувши руки и ноги, офицер во френче и галифе.
Но на мертвых не обращают внимания. Еле-еле успевают подхватить раненых. Под взрывы снарядов, свист дождя пуль, с криком, гиком перелетает железную дорогу обоз и карьером мчится к станице.
Уже въехали в Медведовскую. Заполонили улицы, бегут по дворам за едой и с молоком, сметаной, хлебом догоняют свои подводы.
Сзади стрельба утихает. Быстро едет обоз по полю на Дядьковскую. Уже не молчат, а шумно разговаривают раненые. Но скоро, усталые, мечтая об отдыхе, дремлют, засыпают на подводах.
Степь далекая, далекая, зеленая…
Откуда-то пробует догнать нас артиллерия, взрывая землю черными воронками, но далеко, не достать.
Дремлется. На подводе Таня рассказывает о религиозных праздниках в Персии…
Въехали в Дядьковскую. Оказывается, сегодня праздник. Народ нарядный. На окраину высыпали ребятишки. Мальчики в разноцветных бешметах, девочки в ярких платках. Смотрят на нас удивленными большими глазами, потом что-то кричат нам и бегут вприпрыжку за подводами…
Нашли хорошую белую хату. Вся в саду. А сад цветет бело-розовым, пышным цветом. Лежим под яблонями около низенького столика. На столе шипит самовар…
"Ну, Таня, продолжайте о Персии. Как этот праздник-то называется?"
Таня рассказывает. Солнце льется сквозь листву. Хорошо. Отдыхаем…
Из боя пришел товарищ, его обступили: "расскажи, как это мы вырвались-то?" - "Сам не знаю. Марков все дело сделал. Он с своим полком вплотную подошел к станции, пути разобрали, орудие прямо к полотну подвезли. Их войска в поездах были. Подъехал такой поезд, наши по нему прямой наводкой как дадут! Огонь открыли и на ура пошли. Марков первый на паровоз вскочил - к машинисту. Тот: товарищ, товарищ! а он, коли, кричит, его в пузо… его мать! Тут их стали потрошить, бабы с ними в поезде были, перебили их здорово.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31