Оба они ныне находятся здесь, дабы при необходимости еще раз подтвердить сказанное мною и ответить на вопросы почтенных рыцарей, буде таковые последуют.
Петр и Генрих, светловолосые голубоглазые лэтты, разом покраснели от устремленных на них недоуменных взглядов рыцарей, но Альберт продолжал говорить, и вскоре их перестали разглядывать.
– Что же узрели они там? А узрели поразительные и постыдные деяния. Лишь четырнадцать деревень удалось им окрестить в Пудивиру вместе со старейшиной их Табелином, но прочие от крещения наотрез отказались.
– Да сжечь упорствующих, и все тут. Впервой, что ли? – недовольно буркнул сын князя Мекленбургского, молодой Генрих Борвин.
– Покрошить в капусту, дьявол меня раздери, и всего делов, – громогласно поддержал его Конрад фон Мейендорф.
– Не за что, – развел руками епископ.
– Язычника всегда есть за что повесить, если только у него на плечах имеются голова и шея, – хмыкнул невысокий хитрый Рудольф из Иерихо, один из любимчиков Альберта, получивший в лен половину замка Кукейнос.
Шутку, судя по дружному смеху рыцарей, оценили по заслугам, но веселье длилось недолго.
– На сей раз вины их и впрямь нет. Боятся они, что датчане сделают с ними то же, что проделали с Табелином, который не только крестился, но и отдал братьям из ордена своего сына. У него на плечах как раз имелась голова, достопочтенный рыцарь Рудольф, – заметил Альберт, обращаясь к своему любимцу. – Она держалась на шее, за которую датчане его и повесили.
– А что он сделал? – осведомился тот.
– Ничего, кроме того, что принял крещение из наших рук, а не из датских, – ответил епископ. – Петр и Генрих самолично видели его тело на обратном пути. В Гервене же повстречался им на пути датский священник Вольтер. Но тщетно убеждали они его в том, что виноградник сей божий насажен неустанным старанием пилигримов под священной хоругвью пресвятой девы. Слова свои они, набрав мужества, повторили и достопочтенному архиепископу лундскому Андрею, прибыв к нему. Но что же услышали они в ответ, братья мои во Христе? – Епископ сделал паузу, обвел присутствующих гневным взором, словно это они вложили в уста Андрея кощунственные слова и медленно продолжил: – Архиепископ заявил, что все области эстов, кои были завоеваны нами и кои пока еще не покорены, в равной степени принадлежат датскому королю Вальдемару, так как уступлены ему… – тут он сделал многозначительную паузу и выдохнул: – епископом рижским, который – уверяю вас – об этом вовсе не слыхивал. А в заключение своей речи он отправил своих послов ко мне в Ригу и предложил не собирать чужого винограда и не посылать своих священников на проповедь в Эстляндию. Должный ответ ему я уже отправил, но, узнав о нем, Вальдемар позвал меня к себе вместе с братьями-рыцарями. И дошли до меня сведения от преданных людей, что он намерен удерживать меня у себя по возможности долго, не дав ничего из областей поверженной вами Эстляндии, а заручиться взамен поддержкой рыцарей ордена, наделив их Саккалой и Унгавнией, кои также давным-давно покорены и окрещены во славу божью именно вами, братья мои во Христе.
Недоуменное молчание, воцарившееся в пиршественной зале, красноречиво говорило само за себя.
«А нам-то что за дело? – немо вопрошали лица рыцарей. – Какая нам разница, кто будет крестить этих язычников».
Во всяком случае епископ Ливонский именно так их понял и нанес точный удар:
– Увы, братья мои, но, как бы я ни жаждал вручить многие и многие местности в лен присутствующим здесь рыцарям, сделать этого теперь не сумею. Потому, признаюсь ныне, и наметил я вас собрать, дабы обсудить, как нам теперь с вами быть и что делать.
Неистовый рев возмущения, вырвавшийся чуть ли не разом из луженых рыцарских глоток, раскатисто прокатился по зале. Особенно громко вопили фон Мейендорф и хозяева замка, старшие братья прибывшего Герхарда. Конраду давно надоели капризы его невестки, которая разрешилась Зигфридом лишь месяц назад. Последние полгода он только и мечтал отселиться от Карла. Тот же, в свою очередь, надеялся ощутить себя полновластным хозяином, а не совладельцем, который вынужден каждое свое решение согласовывать с братом. Особенно остро этот вопрос встал теперь, после прибытия Герхарда.
– А за каким чертом ты их позвал сюда, раздери мои потроха?! Мы бы и сами с язычниками справились! А теперь расхлебывай тут, чтоб их сатана в пекло утащил вместе с этим Андреем! – сумел перекричать остальных громоподобный фон Мейендорф.
Вопрос явно адресовался епископу Альберту, который, побледнев от такой наглости, поначалу даже опешил, не зная, что именно сказать и как ответить, тем более что в этих словах была изрядная доля правды. Именно ливонский епископ был инициатором приглашения датчан.
– Каюсь перед вами, братия. Обращался я к королю Вальдемару, но просил лишь о том, чтобы он своими силами пришел на помощь молодой ливонской церкви, дабы не загубили сей юный виноградник проклятые язычники вкупе со схизматиками. И обратился я к нему тогда, когда не видел уже иного выхода, после того как многие из тех, кто здесь сидит, отступили из-под Оденпе…
Епископу очень хотелось выразиться более резко и правдиво, а не так деликатно, но благоразумие победило. На самом деле добрая половина их просто бежала, да что там бежала – драпала, улепетывала, неслась куда глаза глядят, летела сломя голову, в паническом страхе ее потерять.
Задали им тогда русичи страху. Будь поумнее те же псковичи вместе с новгородцами, имей они хотя бы пяток стенобитных машин, и тогда сам Венден, столица рыцарей ордена, не устоял бы перед ними.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22