Столпившись у фальшборта, мы следили за их работой, следили с замиранием сердца — что ни говори, а скоро и нам спускаться на этот лёд. Но нашему настроению не суждено было долго оставаться торжественным. Протирая по пути очки, подошёл один товарищ, сощурил близорукие глава и с абсолютно неожиданным энтузиазмом заорал во все горло:— Ребята, смотрите! Какие большие пингвины!Под всеобщий хохот «очкарик» бежал с палубы. А вскоре действительно появились пингвины Адели, или адельки, как их фамильярно здесь называют. Они мчались к нам со всех ног, ужасно боясь опоздать, спотыкались и падали, проползали десяток метров на животе и снова поднимались. Отдышавшись, адельки застывали как статуэтки — позировали.Но любоваться пингвинами было некогда. С «Оби» уже сгружали самолёты, и восточникам, летящим первыми рейсами, было велено готовиться к выходу на лёд.Я помчался в каюту за вещами. Помню, что в эту минуту мне вдруг пришла в голову парадоксальная мысль:«Я единственный участник экспедиции, который не связан никакими обязанностями, кроме дежурства на камбузе. Я могу остаться на „Визе“, десяток дней побродить по Мирному и ещё через месяц вернуться домой. Поездка сюда, Мирный, поездка обратно — будет собран неплохой материал, и никто меня не осудит. Подумай, пока не поздно! В середине февраля ты можешь обнять своих родных!»«Если ты это сделаешь, — отвечал другой голос, — я буду презирать тебя до конца жизни. Соскучился? А ребята, которые вернутся домой через четырнадцать-семнадцать месяцев, не соскучились? Глупец! Ты будешь встречать Новый год не в Центральном Доме литераторов, а на станции Восток! Ты побываешь на всех советских антарктических станциях! Дави в зародыше это жалкое искушение — и в самолёт бегом марш!»Последние рукопожатия, поцелуи, объятия — и в 17.00 самолёт поднимается в воздух. Дорога на Восток Внизу под нами Антарктида.Дух захватывает, когда представляешь себе свои координаты на глобусе. С каждой минутой полёта мы на четыре километра приближаемся к центральной части ледового континента. Там, на верхней макушке Земли, все было просто и естественно, а здесь — летишь, сидишь, ходишь вверх ногами. Какая-то географическая акробатика.На Восток идут одновременно два самолёта ИЛ-14 с интервалом в пятнадцать минут. Иначе здесь нельзя: если у одною самолёта откажут двигатели и он совершит вынужденную посадку, спасти экипаж может только второй. Поэтому радисты самолётов поддерживают друг с другом непрерывную связь.Итак, внизу под нами ледяная шапка Антарктиды, её купол, массив льда в несколько километров толщиной. Из-за такой чудовищной тяжести под континентом прогнулась земная кора — нигде в другом месте она не подвергается такому насилию. К счастью, природа в нашем лучшем из миров устроена так гармонично, что купол не тает, а лишь сбрасывает в море свои излишки в виде айсбергов. Если жо он вздумает растаять, то нам с вами, уважаемые читатели, срочно придётся подыскивать себе для жилья другую планету, ибо уровень Мирового океана поднимется примерно на шестьдесят метров. Будем, однако, надеяться, что в ближайшие сто миллионов лет этого не произойдёт.Антарктида покрыла свой ледяной купол многометровым слоем снега. Не только ради косметики: лёд не выносит тепла, а снег отражает солнечные лучи. Под ослепительныч солнцем он искрится, на него трудно смотреть, но мы смотрим, потому что боимся прозевать санно-гусеничный поезд, «поезд Зимина», как называли его в диспетчерских сводках. Его колея под нами, минут через двадцать мы его увидим.Несмотря на бессонную ночь, я на редкость хорошо себя чувствую. А между тем старожилы предупреждали, что все свойственные Востоку прелести начнут проявляться именно в самолёте. Когда я, например, спросил командира корабля Владимира Ермакова, можно ли курить, он ответил «Пожалуйста, только ведь будет плохо, сами не захотите». А я курю, расхаживаю по салону и беспричинно улыбаюсь — какая удача! Неужели я принадлежу к тем редким счастливчикам, которые без всяких драм и трагедий акклиматизируются на Востоке? Валерий Ульев, Саша Дергунов и Тимур Григорашвили уже сидят бледные, с посиневшими губами, у ребят — одышка, а я дышу свободно, полной грудью.Пролетели Пионерскую — первую советскую внутриконтинентальную станцию. Она уже давным-давно законсервирована, занесена снегом, но свою роль в освоении Антарктиды сыграла честно и посему навеки осталась на её карте. Километров через шестьсот будем пролетать ещё и над станцией Комсомольской, тоже не действующей, а оттуда рукой подать до Востока — часа два полёта.Первая неудача — я прозевал поезд! Загляделся на штурмана, по сигналу которого бортмеханик сбросил в открытую дверь почту, и, спохватившись, увидел лишь два тягача… Исключительная досада! Три часа я не спускал глаз с колеи, держа наготове свой «Зенит», а сфотографировал поезд Нарцисс Иринархович Барков.— Не переживайте, — утешает меня Барков, чрезвычайно довольный бесценным кадром, — дело поправимое. Мало ли ещё поездов вы увидите в своей жизни! Подумаешь, санно-гусеничвый поезд. Вернёмся домой, экспресс сфотографируете, «Красную стрелу».Мы летим три часа. Санно-гусеничный поезд прошёл этот путь за три недели. Ещё три часа — и мы будем на Востоке. Санно-гусеничный поезд придёт туда через три недели. Нет в Антарктиде ничего более трудного, чем этот поход.И во мне зреет решение: обязательно дождусь на станции Восток прихода поезда. Приглашали меня, правда, на недельку-полторы — если, разумеется, я выдержу и не попрошусь обратно на следующий день. Ну, такого позора я, конечно, не допущу, на карачках буду ползать, а минимум неделю проживу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131