Он говорил в трубку не своим голосом, а так, как, по его мнению, должен был разговаривать дальний родственник Бахтияровых, приехавший черт знает откуда – то есть с сильным акцентом, по два раза повторяя каждый вопрос и едва ли не крича в трубку.
– Але, але, – говорил он. – Квартира Бахтияровых? Бахтияровых квартира? Это я, – тут он скороговоркой произносил какое-то непонятное, но явно нерусское имя. – Я это! К Маратику на похороны приехал, опоздал только... Где похоронили-то? Похоронили-то где? Бедный, бедный Маратик...
В трех случаях ему сказали, что он ошибся номером и никакого Маратика здесь не знают. Два номера не отвечали, зато следующая попытка оказалась успешной. Он еще не закончил причитать по поводу бедного Маратика, как услышал ответные всхлипы и понял, что попал в точку. Женщина на том конце провода ревела как белуга, а он все повторял, иногда всхлипывая для поддержания разговора:
– Где похоронили-то?
Потом женщина, видимо, все же расслышала его вопрос и сквозь слезы сказала:
– Так... Так ведь нигде не похоронили!
– Э? – сказал он удивленно, а когда женщина объяснила ему, почему такое произошло с бедным Маратиком, он бросил трубку и от отчаяния вцепился в свои редкие волосы. Ему хотелось выть, бить посуду, выбросить из окна телевизор и швырнуть об стену мерзкий телефон, принесший кошмарную весть.
Но тут телефон внезапно зазвонил, и он спросил спокойным уравновешенным тоном:
– Алло.
Убить бы того гада, который придумал телефоны с автоматическим определителем номера! Это звонила та самая женщина, с которой он только что плакал на два голоса. Она предположила, что их случайно разъединили, и хотела выяснить – плохо было слышно – это дедушка Рафик звонит? Почему дедушка Рафик до сих пор не зашел? Может, Магомед сейчас подъедет за дедушкой на машине...
– Плохо слышу, – с трудом сдерживая ярость, сказал он и бросил трубку. А затем тут же снял ее и положил рядом с аппаратом. А то эта дура будет звонить всю ночь и искать своего дедушку Рафика...
Некоторое время он молча переживал свои неприятности, а потом решительно взялся за телефонную трубку и сделал один междугородный звонок.
– Это я, – сказал он, опуская все эти ненужные формальности и приветствия. – Слушай, тут у меня беда. Недоработали мы тогда, в январе. Да, да, именно... Думаешь? Только я тебя очень попрошу – подъезжай сюда сам, чтобы уж наверняка... Хорошо.
Он повесил трубку, потом вспомнил про дедушку Рафика, спохватился и снова ее снял.
В попытке избавиться от грызущего чувства неудачи он схватился за оставленную горничной свежую городскую газету и методично проработал ее всю – от кроссворда на последней странице до кричащих заголовков на первой. Он даже забрел в криминальную хронику, что было против его правил.
Сюрприз ждал его на первой странице. Это был не главный "крик", но все же довольно крупный. Большие черные буквы зловеще сообщали: "С ювелира содрали все, что можно!" И дальше – Игорь Молочков... В собственном доме... Жестокость... Резаные раны...
Он подумал, что сейчас умрет. Мурзик выбил его из колеи, а Молочков добил. Коробочка с нитроглицерином упала на столик, таблетки рассыпались, будто старались убежать...
Но он собрался. Он сосредоточенно подобрал каждую таблетку и каждую вернул на место. И подумал, что также поступит и с людьми. Каждого. По списку. Аккуратно. Спокойно. Без ошибок.
Чтобы окончательно успокоиться, он пошел в ванную комнату и тщательно перемыл все свои блестящие инструменты, хотя сегодня в этом и не было необходимости.
Глава 14
Под утро в отделение привезли задержанного в ночном клубе Глобуса. Тот был пьян в стельку и стонал басом:
– Где мой адвокат? Сейчас мой адвокат ва-а-ам все-е-ем...
Львов не обращал на это внимания, поскольку имел точные сведения, что еще более пьяный адвокат Глобуса остался спать в ночном клубе.
– Гражданин Глобус, – сказал Львов с деланым равнодушием. – Вы задержаны по подозрению в организации поджога винного магазина, причем неоднократного. В течение трех суток вам будет предъявлено обвинение...
– В гробу, – сказал Глобус, мутным взглядом осматривая старшего оперуполномоченного. – В гробу видал я ваше обвинение.
– Напрасно, – Львов сомневался, что Глобус способен адекватно воспринимать действительность, но не удержался от удовольствия и показал задержанному – издали – копию показаний неудачливого поджигателя. – Лучше подумайте о чистосердечном признании.
И Львов распорядился увести Глобуса.
– Ты чего в такую рань? – заглянул в кабинет Бородин, только приехавший в отделение. Вид у него был такой, какой и положено иметь человеку, толком не выспавшемуся, не похмелившемуся после вчерашнего, но поднятому в пять утра телефонным звонком, сообщившим отнюдь не приятные известия. В таком состоянии ответ на поставленный вопрос Бородина не интересовал: – В сейфе у тебя чего?
– Бумаги, – сказал Львов.
– Ну и плохо, – Бородин не глядя протянул руку, нащупал спинку стула, ухватился за нее и подтянул стул поближе к себе. И тяжело рухнул, едва не развалив хлипкую казенную мебель. – Плохо, плохо... Забирают у нас дело про Пушкинский сквер. Прокуратура себе забирает. То есть мы все равно будем по нему пахать, но уже под ихним общим руководством.
– Чего это вдруг?
– Еще два трупа в разных концах города, оба с вырезанными кусками кожи. Мужик – директор магазина, и баба... Бабу в собственной квартире порезали. Сначала порезали, потом пулю в голову.
– Сначала пулю, – поправил Львов. – Чтоб не вопила.
– Чтоб не вопила, он ее по башке чем-то шарахнул... Я только что из прокуратуры, они там от важности скоро лопнут и нас всех забрызгают.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107