Выбрал для себя и для своей семьи. Скоро все изменится, скоро...
А точнее — в пятницу. В пятницу, которая нагрянет неожиданно, быстро и страшно, потому что именно в пятницу с утра Борис понял — возврата не будет. Это проскочило неясным бликом в его зрачках, когда утром он брился перед зеркалом. Это было сказано в мурашках, вдруг пробежавших по спине от легкого касания свежей рубашки. Это передалось от холодного прикосновения браслета часов.
И, пожалуй, он слишком долго наблюдал в себе эти симптомы, стоя перед зеркалом, потому что Марина заметила, заметила и поинтересовалась:
— Что это с тобой?
— Со мной? Все нормально со мной, — автоматически выдал Борис.
— Как на свидание собираешься...
— На работу я собираюсь, — уточнил он, повернулся к жене и не увидел в ее полусонных глазах ни тревоги, ни подозрительности — как и должно было быть. Марина была такой же, как и в любой обычный день, значит, и к словам Бориса должна была отнестись обычно — услышать и запомнить.
— Во сколько у Олеськи заканчиваются занятия в художественной школе?
— В четыре.
— Ты за ней заедешь?
— Ну а как же.
— В четыре... — Борис еще раз прогнал в мозгу суматошную цепочку мыслей: если сказать «Дождитесь меня, я подъеду к школе ровно в четыре», то Марина дождется, однако сначала заинтересуется — с чего это Борис так рано сорвется с работы? Можно придумать какое-нибудь объяснение, можно даже придумать неглупое объяснение — но где гарантия, что до четырех Марина случайно не проговорится кому-то? Где гарантия, что каким-то образом, через третьи уши, утренние Борисовы слова доберутся до офиса, достигнут Дарчиева или — крайний предел ужаса — людей из СБ? И они спросят сами себя — кто это устроил Романову сокращенный рабочий день? Разве он отпрашивался? Разве он заранее это согласовал? Нет, не было такого...
И вывод — самый безопасный для Бориса — будет такой: а взять этого Романова под колпак. Еще пару месяцев за ним пристально понаблюдать, чтобы окончательно удостовериться в его верности или неверности...
Тогда документы, лежащие в кейсе, станут красивым памятником несбывшейся мечте. А человек в Асунсьоне будет разочарованно изучать цепочку пассажиров, спускающихся с трапа, искать и не находить там мужчину, женщину и девочку, связанных одной вымышленной фамилией и одной запутанной судьбой...
— В четыре... — сказал Борис. — Ну ладно.
— Ладно, — Марина зевнула, повернулась в сторону комнаты дочери. — Олеська, давай скорее...
— В четыре, — повторил Борис. — Смотри, не опоздай.
— Когда это я опаздывала? — удивилась Марина. — Я никогда не опаздывала...
— Вот и сегодня не опоздай.
— А что, сегодня какой-то особенный день? — Это уже Олеська появилась в коридоре. Детский вопрос. Борис вздохнул и сказал своей дочери:
— Сегодня совершенно обычный день.
Не было в его жизни чудовищней и страшней лжи.
Боярыня Морозова: несанкционированное проникновение (2)
— Я надеюсь, ты знаешь, что делаешь... — сказала Морозова, глядя, как на нее несется железная решетка главного въезда в «Славянку-2». Монгол не ответил, он в последний момент взял левее и резко ударил по тормозам, так что их машина замерла рядом со стоявшей возле ворот «Скорой помощью».
— Интересно, — пробормотала Морозова. Монгол отметил в уме положение видеокамер возле ворот, надел темные очки и вышел из машины, резко хлопнув дверью.
— Что здесь происходит? — громко спросил Монгол, держа руки в карманах куртки. На его голос обернулись трое — двое охранников и врач из «Скорой помощи». До этого они успели перекинуться парой слов, и на лице врача было написано недоумение пополам со злостью. — Что вы здесь делаете? Да, да, вы, — Монгол ткнул пальцем в белый халат, нагло игнорируя охрану. — Что вам нужно?
— Мне? — Врач тяжко вздохнул и покачал головой. — Вот это называется «Скорая помощь». Видите красный крест? Когда-нибудь раньше слышали про такую службу? Если я здесь стою, значит, мне нужно оказать медицинскую помощь больному человеку. Мы приехали по вызову, понимаете? А эти, — он кивнул в сторону охраны, — требуют от меня какой-то пропуск... Вы тут что, с ума все посходили?! Я уже битый час здесь торчу...
— Они все делают правильно, — сказал Монгол. — У нас на территории жилого комплекса имеется собственная медицинская служба. Которая сама приходит на помощь больным. Я думаю, они это делают быстрее вас. Я думаю, они уже оказали необходимую помощь. Так что можете разворачиваться и ехать по другим вызовам.
— Но...
— Разворачивайтесь, — жестко сказал Монгол, строго держась затылком к видеокамере. — Не заставляйте нас разворачивать вашу машину вручную. Здесь никому не нужны ваши услуги...
— Был звонок...
— Я все сказал.
— Черт! — Врач наградил Монгола таким взглядом, от которого тот непременно должен был рухнуть наземь с прожженной дырой в груди и скончаться в страшных муках. Однако Монгол выжил, врач пробормотал себе под нос что-то неприличное и вернулся к машине. Морозова, на которую ни охрана, ни врач внимания не обратили, не спеша записывала номер машины «Скорой помощи». Монгол, расправившись с медицинскими работниками, небрежно махнул охранникам рукой, попятился и юркнул в машину, чтобы через секунду нажать на газ и затем миновать открывшиеся ворота — быстро, молча и нагло, как и положено работнику спецслужбы. Вопрос — КАКОЙ именно спецслужбы, был здесь в данный момент излишним. Охране он, во всяком случае, в голову не пришел.
— Наглость — второе счастье, — приветствовала Морозова успех Монгола, и это прозвучало как объявление благодарности с занесением в личное дело.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112