А давить на курок хотят все, считал Второй, это — древнейший инстинкт охотника, сидящий в каждом человеке, и сдерживать этот инстинкт запретами просто глупо. Второй плевал на запреты сейчас и ждал их падения в ближайшем будущем. «Мы должны быть готовы к этому моменту», — повторял Второй. Морозовой за этим потоком слов слышалась детская обида мальчика, которого не взяли играть с собой большие пацаны. И вправду, почему торговать нефтью, газом, лесом, автомобилями или микросхемами — почётное и уважаемое занятие, а хочешь торговать оружием — сиди в подполье и не заикайся о своём бизнесе? Вместо того чтобы искать своё имя в списке миллиардеров журнала «Форбс» — общайся с уголовниками, тайно подкармливай свору ментов, депутатов, чиновников и ещё чёрт знает кого…— Бедняга, — обычно говорила на это Морозова. — Я не представляю, как ты сможешь выжить без благотворительных балов у английской королевы и аудиенций у папы римского.— Детка, — говорил Второй. — Ты просто не понимаешь… Мне тесно в этом подвале. Мне нужен размах.Но на этот раз он заговорил о другом, менее глобальном и более конкретном.— Как там наш друг Харкевич? — спросил Второй и поморщился, как будто у перцовки внезапно испортился вкус.— Как обычно, — сказала Морозова и кратко изложила историю с поездкой на дачу Левши.— Детка, — с укоризненной усмешкой сказал Второй. — Ну зачем уж ты его так…— В каком смысле?— Поставила его на колени, в грязь, при людях…— Это не я, это какие-то придурки случайно оказались у Левши на даче…— Детка, я же тебя знаю. У тебя ничего не бывает случайно. Ты хотела опустить Харкевича, и ты это сделала. Я же не обвиняю…— Да ничего я не хотела! — Сочетание многократной «детки» и предположения о каком-то заговоре с целью макнуть Харкевича мордой в грязь разозлило Морозову. — Если бы хотела его припозорить, просто дата бы ему в лоб! Зачем устраивать такие сложности…— Но ты его не очень любишь, — погрозил пальцем Второй, будто мать-настоятельница, поймавшая молодую монашку на каком-то не очень тяжёлом, но малопристойном грехе.Морозова оскорбилась:— Не очень люблю? То есть люблю, но не очень? Как ты смеешь говорить мне такие гадости?! Я люблю три вещи — кофе, мороженое и мартини. Даже тебя в этом списке нет. Остальные — за пушечный выстрел от слова «люблю». Харкевич — за световые годы от этого слова…— Успокойся…— А ты думай, когда говоришь…— Я пытаюсь, детка, — Второй посерьёзнел. — Я же не просто так про Харкевича заговорил…— Я знаю, что у тебя тоже ничего не бывает случайно.— Послушай… Харкевич, он довольно хреновый коммерсант.— Открыл Америку.— Он болтун, бабник, и при случае он ворует деньги.— Ну так давай убьём его.— О, — Второй откинулся на спинку кресла. — Это ты сказала, не я. 4 Потом Второй говорил медленнее и тише, словно боялся, что его подслушивают, хотя подслушать он мог разве что сам себя.— Харкевич — он здесь неспроста. Его мне навязали. Есть такой большой человек, он работает в правительстве и при этом имеет свой большой бизнес. У нас с ним были кое-какие отношения, но дело не в этом. Он меня попросил — пристрой племянника, дай ему какую-нибудь приличную работёнку Я пристроил племянника. Только я так понимаю, что Харкевича он не просто так сюда послал, а чтобы тот все вынюхивал и разведывал.— У него мозгов на это не хватит, — сказала Морозова.— Уже не хватило, иначе бы я его не засёк, — Второй махнул рукой в сторону стены из мониторов. — Но держать его и дальше внутри Фирмы нельзя. Его надо убирать, пока он не разнюхал что-то действительно важное. Большой Человек, его дядя, он спит и видит, как прибрать наш бизнес к своим рукам. Ему нужна информация. Мне нужен мёртвый Харкевич.— Мы его убьём, — предположила Морозова. — А что ваш Большой Человек? Он разве не сообразит, в чём дело? Всё станет только хуже…— А тут такая загогулина имеется, — со значением потряс указательным пальцем Второй. — Имеется некий ящик, который вы привезли от Левши…— Черт, — сказала Морозова, потому что она боялась этого ящика.— Вроде бы Левша довёл его до ума…— Я даже и думать об этом не хочу.— Напрасно. Вещь эта опасная…— О! Ты это мне говоришь?!— …но ценная. Хранить её у нас рискованно, а отбить кое-какие деньги на этом ящике можно.— Во-первых, это бред, во-вторых, при чём здесь Харкевич?— Объясняю. Представь, что мы решили продать этот ящик и устроили что-то типа аукциона.Брови Морозовой слегка приподнялись, но из уважения к начальнику других проявлений большого сомнения она себе не позволила.— Представь, что за публика соберётся на такой аукцион, — продолжил рисовать радужные перспективы Второй. — Это будут такие безбашенные уроды…— Я представляю, — мрачно сказала Морозова.— И представь, что продавцом ящика с нашей стороны будет Харкевич. Чем это всё кончится?— Третьей мировой войной. Разве нет?— Примерно. Лично мне кажется, что такой аукцион закончится каким-нибудь скандалом, неразберихой, мордобоем… И смерть Харкевича на этом празднике жизни будет вполне закономерной. Но это будет смерть не по нашей вине.— Грандиозно, — сказала Морозова. — А обязательно все валить в одну кучу — и ящик, и Харкевича… Может, ящик продадим отдельно, и Харкевича — тоже отдельно?..— У нас есть две проблемы, которые требуют быстрого решения, — назидательно произнёс Второй. — Ящик и Харкевич. Я не вижу причины, по которой обе проблемы не могут быть решены одновременно.— Я вижу. Мы хотим продать ящик и устроить во время продажи какую-то заварушку. Заварушка с убийством — не лучшая обстановка для торговли. Особенно когда торгуют такой хреновиной, как эта.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133