Селим вежливо попрощался, повесил трубку и мысленно выругался. Он никогда не забывал, что Акмаль младше его на четыре года, однако старшим в их отношениях всегда выступал именно Акмаль — как будто высокопоставленные и богатые родственники могли сделать его умнее! С годами эта разница становилась все ощутимее, и Селим все более свыкался и смирялся с нею, однако недовольство, словно осадок на дне бутылки с вином, никуда не исчезло, хотя и не бросалось в глаза.Сейчас все могло измениться — по крайней мере то, что услышал Селим, сидя в смежной комнате и ожидая отправки в Россию, должно было заинтересовать Акмаля. Аллах свидетель, это могло заинтересовать кого угодно — ЦРУ, Моссад, МИ-6, Усаму, Саддама, палестинцев или северных корейцев. Да, так и нужно будет сказать: «Акмаль, я мог бы пойти с этой информацией к кому угодно, и я получил бы деньги, и я получил бы уважение. Но я пошёл к тебе. Потому что я помню о наших с тобой старых делах, я доверяю тебе и верю, что ты оценишь мой вклад по достоинству. Вот так. Что-то в этом духе надо будет произнести. Самое главное — правильно себя преподать».Через три дня Селим получил в банке новые карточки, а ночью в комнату, где он спал, вошли люди. Один зажал Селиму рот рукой и приставил пистолет к виску, второй быстро обыскал комнату. Когда он закончил обыск и сказал третьему: «Все чисто», Селим — насколько это было возможно в данных обстоятельствах — расслабился. Сказано было по-турецки.Третий молча кивнул, склонился над Селимом, внимательно посмотрел ему в глаза, а потом резко ударил кулаком в висок. 3 «Мерседес» снова подбирался поближе, угрожающе сверкая на солнце.— И не жалко же людям такую машину гробить, — посетовал вслух Лапшин, вставляя новую обойму.— Это их проблемы, — буркнул Бондарев. — Меня больше интересует, есть у здешней полиции вертолёты или нет.Лапшин вспомнил местных полицейских, развращённых морем, солнцем и морепродуктами, презрительно хмыкнул и сказал, что вряд ли.— Тогда у нас есть ещё пара минут, — сделал вывод Бондарев и резко свернул вправо, оказавшись на узкой улочке, изобиловавшей маленькими магазинчиками и многочисленными изгибами. Набрать здесь приличную скорость было невозможно, и Лапшин живо представил, чем всё это кончится — «мерс» упрётся им в зад и будет так же медленно ползти по этим закоулкам, медленно расстреливая их «Тойоту» из автомата. Всё это будет долго, шумно и бесперспективно.Лапшин только собрался изложить свои соображения Бондареву, как тот предупреждающе рявкнул:— Помолчи, Лапша!— Ла… — начал было Лапшин, держа неотстающий «мерс» в поле зрения, но тут его вдруг подбросило под потолок, «мерс» куда-то пропал, что-то большое с грохотом обрушилось на «Тойоту», Бондарев зачем-то дважды просигналил, после чего грохот падающих предметов стал ещё оглушительнее. Лапшин свалился на пол, потом поднялся, свалился снова, опять поднялся, чувствуя лёгкое головокружение, и увидел, как на Бондарева накинулось нечто большое и белое.Лапшин машинально ткнул ствол «беретты» в это «нечто» и нажал на спуск. Воздух со свистом вырвался из разрыва в подушке безопасности, подняв дыбом волосы на голове Лапшина.— Хватит играться, — недовольно проговорил Бондарев, вываливаясь из машины. Только теперь Лапшин сообразил, что «Тойота» стоит посреди небольшого одёжного магазина, почти упёршись в дальнюю его стену. Позади «Тойоты» остались остатки высаженной стеклянной витрины, сбитые и покорёженные металлические стойки, изуродованные манекены и очень много сваленной на пол одежды. Где-то посреди этого хаоса вопили благим матом продавцы. Лапшин мог бы ещё долго и заворожённо наблюдать за картиной конца света в одном отдельно взятом магазине, но Бондарев схватил его за плечо и поволок в задние комнаты магазина, откуда маленькая железная дверь выводила во двор. Лапшину в это время казалось, что мозги его раскачиваются внутри черепа, как люстра под потолком при землетрясении. Потом землетрясение стихло, Лапшин вспомнил про кейс и про «беретту». И про преследующий их «мерс».Его осенило.— Мы сейчас подкараулим их здесь и всех убьём, — понял Лапшин замечательный замысел Бондарева.— Нет, — покачал головой тот.— Я сейчас выйду через другой двор на улицу, зайду им со спины и всех убью, — предложил Лапшин ещё более замечательный вариант.— Нет, — сказал Бондарев, настойчиво подталкивая Лапшина вперёд.— А как же тогда мы их всех убьём?— Мы не будем их всех убивать. У нас другая задача.— Правда, что ли? — удивился Лапшин, который совершенно точно помнил, что в последние полчаса он преимущественно убивал и калечил людей.— Ты должен был просто записать разговоры в номере Акмаля, — напомнил ему Бондарев.— Точно-точно, — спохватился Лапшин. — Почему же я тогда?..«Потому что ты идиот, — в сердцах подумал Бондарев. — Которого хлебом не корми, дай пострелять. И поэтому за тобой нужен глаз да глаз». Вслух он этого не произнёс, и Лапшин, так и не сумевший самостоятельно родить ответа на свой вопрос, болезненно поморщился. Он любил, чтобы всё было просто и понятно, теперь же в голове у него крутилось явное логическое несоответствие. А рациональная часть Лапшина, и без того не слишком сильная, ещё не пришла в себя после проезда по магазину.В результате все то время, пока они лёгким бегом перебирались из одного двора в другой, чтобы затем наконец выскочить на заполненный туристами торговый ряд, на лице Лапшина сохранялось сосредоточенное и задумчивое выражение.Только в автобусе, на пути в аэропорт, это выражение с его лица исчезло, а взгляд окончательно прояснился.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133