Но чаще всего отца Тима не было дома. Стройка, на которую он нанялся, наход
илась на другом конце города, и почти всё свободное время уходило у него н
а дорогу. Он и женился-то во второй раз главным образом для того, чтобы Тим
не сидел целый день дома один. Только по воскресеньям ему удавалось тепе
рь побывать вдвоём со своим сыном. В этот день он брал Тима за руку и говор
ил мачехе:
Ц Мы пошли гулять.
Но на самом деле он шёл вместе с Тимом на ипподром и ставил на какую-нибуд
ь лошадь, совсем немного, мелочишку, то, что удалось скопить за неделю поти
хоньку от жены. Он мечтал, что в один прекрасный день выиграет целую кучу д
енег и опять переберётся с семьёй из узкого переулка в светлую квартиру.
Но, как и многие другие, он напрасно надеялся на выигрыш. Почти всякий раз
он проигрывал, а если и выигрывал, то выигрыша едва хватало на кружку пива
, на трамвай да на кулёк леденцов для Тима.
Тиму скачки не доставляли особого удовольствия. Лошади и наездники мель
кали так далеко и так быстро проносились мимо, а впереди всегда стояло та
к много людей, что, даже сидя на плечах у отца, он почти ничего не успевал ра
зглядеть.
Но хотя Тиму было мало дела и до лошадей и до наездников, он очень скоро ра
зобрался в том, что такое скачки. Когда он ехал с отцом домой на трамвае, де
ржа в руках кулёк с разноцветными леденцами, это значило, что они выиграл
и. Когда же отец сажал его на плечи и они отправлялись домой пешком, это зн
ачило, что они проиграли.
Тиму было всё равно, выиграли они или проиграли. Ему так же весело было сид
еть на плечах у отца, как и ехать в трамвае, даже, по правде сказать, ещё весе
лее.
А самое весёлое было то, что сегодня воскресенье и они вдвоём, а Эрвин с ма
чехой далеко-далеко, так далеко, словно их и вовсе нет на свете.
Но, к сожалению, кроме воскресенья, в неделе ещё целых шесть дней. И все эти
дни Тиму жилось так, как тем детям в сказках, у которых злая мачеха. Только
немного похуже, потому что сказка Ц это сказка, начинается она на первой
странице и кончается, ну, скажем, на двенадцатой. А такое вот мучение изо д
ня в день целый год, да ещё не один год, а много лет подряд, Ц попробуй-ка ег
о вытерпи! Тим так привык упорствовать, дерзить, стоять на своём, что, не бу
дь на свете воскресений, он наверняка Ц просто из одного упрямства Ц пр
евратился бы в отпетого сорванца и грубияна. Но так как, к счастью, воскрес
енья всё-таки есть на свете, он остался обыкновенным мальчиком. Даже смех
его звучал по-прежнему: он словно подымался откуда-то из глубины и заканч
ивался счастливым, захлёбывающимся смешком.
Правда, его смех раздавался теперь всё реже и реже. Тим стал замкнутым и го
рдым, невероятно гордым. Только так он и мог защищаться от нападок мачехи,
пилившей его весь день без передышки, хотя иной раз и без всякого злого ум
ысла.
Тим очень радовался, когда пошёл в школу. Теперь он с раннего утра до самог
о обеда был вдали от своего переулка Ц не за полкилометра, а за тридевять
земель. Здесь в свой первый учебный год он стал снова часто смеяться, и слу
чалось, учитель, взглянув на него, забывал, за что собирался сделать ему за
мечание. Теперь Тим и сам старался помириться с мачехой. Стоило ей разок п
охвалить его за то, что он притащил один тяжёлую сумку картошки, и он чувст
вовал себя совершенно счастливым, становился покладистым и сговорчивы
м и готов был помогать ей с утра до вечера. Но, снова получив нагоняй, он опя
ть замыкался, мрачнел и надевал маску гордеца. Тогда к нему было не подсту
питься.
Ссоры с мачехой сказывались на его школьных занятиях. Тим, хоть и был куда
сметливее многих в классе, часто получал отметки хуже других ребят, пото
му что невнимательно слушал, когда учитель объяснял урок. И ещё из-за дома
шних заданий.
Делать дома уроки ему было очень трудно. Только он садился со своей грифе
льной доской за кухонный стол, как появлялась мачеха и прогоняла его в де
тскую Ц комнату, где он спал вместе с Эрвином. Но детская была царством ег
о сводного брата, а тот ни на секунду не оставлял Тима в покое: то требовал,
чтобы Тим с ним играл, и злился, когда тот отказывался; то расставлял на ст
оле свой конструктор, и Тиму даже некуда было положить тетрадку. Как-то ра
з Тим, окончательно выведенный из терпения, укусил Эрвина в руку. Это не пр
ошло ему даром. Увидев кровь на руке своего любимца, мачеха принялась воп
ить, что Тим преступник, коварный злодей, разбойник с большой дороги. Отец
не проронил за ужином ни единого слова. С этого дня Тим перестал бороться
со сводным братом и готовил уроки, пробравшись тайком в спальню родителе
й. Но Эрвин выследил его и донёс, а одна из заповедей мачехи гласила: «В спа
льне родителей детям делать нечего!»
Теперь Тиму ничего не оставалось, как готовить уроки в обществе Эрвина. Е
сли тот занимал единственный столик, стоявший в комнате, Тим садился на к
ровать и писал, положив тетрадку на тумбочку. Но сидел ли он за столом или
примостившись у тумбочки, он всё равно, как ни старался, не мог сосредоточ
иться на задаче. Только по средам, когда Эрвин ходил в школу во вторую смен
у, Тиму удавалось сделать уроки так, как ему хотелось. А ему хотелось, чтоб
ы учитель остался им доволен. Да и вообще ему хотелось жить в дружбе и добр
ом согласии со всем миром.
Но, как это ни печально, его домашние работы с каждым годом нравились учит
елю всё меньше и меньше. «Светлая голова, Ц говорил учитель, Ц но лентяй
и совершенно не собран». Как он мог догадаться, что Тиму приходится кажды
й день заново отвоёвывать себе место для приготовления уроков?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11