Пусть наши воню
чие пижоны послушают, как он нам будет свои байки травить. Дай в динамики д
евятый канал с ящика, приятель. В твоих венах, я надеюсь, пока еще кровь не о
стыла или они уже дерьмом забиты, Роджерс, дружок ты мой ненаглядный?» Ста
рик уселся в той же позе, в какой я его застукал, и засунул спичку в ухо, а св
ободной рукой начал переключателями щелкать: «Да я уже пятый срок волок,
когда ты еще и в пеленки писать не начал… Ладно, Бак, топай. Пострадаем за с
вятое дело. Пусть послушают ребятки! Пусть порадуются!» Я на месте подпры
гнул и аж завизжал от счастья:
«Дьявол всех раздери, приятель! Верно я говорю, Испанец ты мой родной?!»
Выскочил я в коридор, а там уже голос Сью Маджорс на всю тюрягу:
«Никто не говорит о том, что тюрьма должна быть площадкой для детских игр.
Мы все считаем, что человек, идущий против закона, должен быть наказан, и м
ы все хотим, чтобы преступник был изолирован от общества, но не кажется ли
вам, мистер Рэнкен Ч (ну и складно эта баба треплется, язва такая: „Не каже
тся ли вам, мистер Рэнкен…“, попадись она мне, когда я на свободе был, где-ни
будь в укромном местечке, уж я бы ей доказал, в чем прелесть мужского прево
сходства!) Ч что общественное самосознание, так сказать, совесть общест
ва, несколько шокировано вашим поступком, а именно тем, что вы на целых три
года заточили человека в карцер?» Все ребята в своих камерах затаили дых
ание, ожидая ответ этого чудовища Рэнкена: «Если бы речь шла о человеке, то
Ч да, я бы согласился с вами, но Мэнхейм Ч животное. Он уже дважды бежал из
тюрьмы. Он грабил банки. Он Ч убийца, в конце концов. И ему абсолютно напле
вать на вашу жизнь, наплевать на мою жизнь, ему плевать даже на свою собств
енную жизнь… Ну, что тут началось, даже пересказать невозможно. Ребят сло
вно разорвало: „Мать твою, Рэнкен, пошел ты знаешь куда! Пристрелить этого
ублюдка! Даешь Мэнни в президенты!“ Со всех этажей из камер полетела горя
щая бумага, зэки жгли книги, газеты, тряпье, старые вещи и вышвыривали чере
з решетку в коридор, во всех концах здания затопали вертухаи, забегали, ка
к крысы, зазвенели связками ключей, и вот уже примчался один взвод охраны,
начали распускать рукава брандспойтов, затем еще один, еще, еще… И сквозь
весь этот шум с трудом пробивался голос Рэнкена: „Он ни во что не верит… Он
способен на все… Вот уже двадцать шесть лет я работаю в тюрьмах, и я повид
ал на своем веку и воров, и убийц… Мне есть с чем сравнить этого Мэнхейма…“

Вода из брандспойтов била в лицо с такой силой, что отбрасывала человека
к противоположной стене камеры, а если струя попадала по рукам, трясущим
решетку, то ощущения были, как от удара молотком по пальцам. Я заорал: «Иис
ус Христос, сын бедного Генри!..» Ч и увидел пахана: «Привет, Джона!» Ч сказ
ал я ему. Ч Мэнни добился своего». «Конечно», Ч кивнул Джона. «Он в самом
деле поимел их всех», Ч добавил я. Нетерпение переполняло меня. Нетерпен
ие и гордость, что сам Джона разговаривает со мной. И я просто обалдел, ког
да Джона сказал мне: «Конечно, приятель, это здорово, что он поимел их. Увид
имся на прогулке».

РЭНКЕН

Вернувшись Домой, я увидел бардак. Недаром я всегда говорил: «Дом без Хозя
ина Ч это уже не Дом». В этом здании, где мне знаком каждый уголок, я Ч Хозя
ин. Стало быть, это мой Дом. Мой, а не этого девяносточетырехлетнего идиота
, который считается начальником тюрьмы, а сам забыл сюда дорогу. Только др
ужба с губернатором штата да связи в управлении тюрем и удерживают его в
своем кресле. Я думаю, что никто из этих прихлебателей, что вокруг него вер
тятся, и не знает, сколько лет шефу, и я этого не знаю, и он сам, наверное, не зн
ает. Ну и плевать мне на него! Мне даже легче работать, когда я в должности з
аместителя начальника. Потому что у меня тогда руки развязаны. И если б не
чертов суд, в моем Доме и сейчас был бы полный порядок. Кретины!
Устроили свистопляску вокруг какого-то ничтожества. Засунуть бы эту Сью
Мэджорс в камеру к Мэнхейму минут на пять, он бы ей ноги к шее привязал ее ж
е собственными титьками. А она рассюсюкалась: «Ну, если вы говорите, что Мэ
нхейм животное, то почему же его так любят все другие заключенные?» Что я м
ог ответить этой дуре?! Сказал ей правду: «Да потому что они… В большинстве
своем они точно такие же животные, как и он. Потому что они делают все, что и
м заблагорассудится. Потому что не существует никаких преград для того,
чтобы они сделали все, что им хочется». Как манную кашу, по чайной ложечке,
я вкладывал в тупую башку этой Сью Мэджорс такие простые истины, а в это вр
емя у меня в Доме творилось черт знает что! На полу Ч море воды, грязь, дымя
тся кучи всякого дерьма, да еще динамики орут на полную мощность Козел эт
от, Роджерс, надул меня, я ему радиорубку доверил, а он… Охранники орут, что
б он дверь открыл, а Роджерс, свинья такая: «Имел я вас всех вместе с конем в
ашим, начальником вшивым!» Они ему: «Открывай эту дерьмовую дверь, Роджер
с!» А он, ниггер проклятый, еще громче звук делает, и я опять слышу собствен
ный голос: «Тюрьма Ч это не загородный клуб. Я полагаю, вы понимаете, что я
имею в виду? Средний срок приговора у заключенных Стоунхэвна Ч двадцать
два года… „Охранники наконец-то выламывают дверь, и один из них с криком:
„Да выруби ты этот матюгальник!“ Ч лепит дубинкой прямо по загривку Род
жерса. Будто от этого удара на весь Дом загремела моя любимая песенка „Же
лтая роза Техаса“, но после первой же строки и она затихла.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31