.. Бабочкин вернул документ.– Счастливо доехать!– Спасибо, – человек улыбнулся одними губами. Волна ненависти пошла на убыль.«Боятся власти-то», – с удовлетворением подумал сержант, хотя глубоко внутри шевелилось понимание того, что никакого страха проверяемый не выказал и что покорность его была притворной.В следующем вагоне навстречу попался коллега из патруля сопровождения. Форменная куртка расстегнута, галстук болтается на заколке, в ладони – добрая жменя семечек. Он придирчиво осмотрел невзрачную фигуру спецконвоира, принюхался.– Чего шляешься пьяным? Иди ложись спать!Минуту назад Бабочкин хотел отрекомендоваться, спросить про обстановку в поезде, сообщить, что тоже поддерживает порядок и проверяет подозрительных типов, но грубый тон и явное недружелюбие патрульного задели за живое, поэтому он, стиснув зубы, обиженно протиснулся между любителем семечек и твердой стенкой купе.В вагоне-ресторане посетителей уже не было, сухая, как вобла, официантка собирала грязную посуду, за буфетной стойкой считал выручку здоровенный молодой парень в тельняшке, как потом выяснилось – шеф-повар. От него исходил явственный запах спиртного.– Чего надо? – буркнул он, смазав сержанта презрительным, сверху вниз, взглядом.– Пива. Пару бутылок, – Бабочкин пожалел, что он не в форменной одежде – тогда бы этот наглец разговаривал более почтительно.– Нету пива. Такие же алкаши, как ты, все выжрали...Парень перехватил пачку купюр резинкой, небрежно бросил деньги в ящик и ухмыльнулся.– Сам ты алкаш! – раздраженно бросил Бабочкин, совершив свою последнюю, роковую, ошибку.Полосатая рука резко распрямилась, мосластый кулак смачно впечатался в лицо сержанта. Из носа брызнула кровь. От боли и обиды потемнело в глазах. Следующий удар пришелся по шее, ноги подкосились, но какая-то сила придержала оседающее тело за лацканы пиджака, взметнула вверх и уже с ускорением шмякнула об пол.– Я тебе покажу, рвань сучья! – лениво и без особой злости процедил шеф-повар. Он любил и умел драться, буйный нрав и бычья сила, дополняя друг друга, помогали выходить победителем из каждой потасовки, которые почти всегда он же и затевал, ибо в кулачном бою чувствовал себя увереннее, чем в словесной перепалке или любом другом виде состязаний. Но на этот раз он тоже допустил ошибку, еще не последнюю, но не менее роковую, чем ошибка сержанта. С учетом финала последующих событий, пожалуй, даже более.Бабочкин с трудом поднялся, по лицу текли кровь и слезы, в горячке он не ощущал серьезности увечий, хотя потом выяснится, что у него сломаны ребра и треснули два шейных позвонка. Последняя травма относилась к категории тяжких телесных повреждений. Сейчас он чувствовал только стращную слабость, онемение в левой части груди и одеревенелость шеи. Все его маленькое существо переполняла острая обида от явной незаслуженности столь жестокой расправы. На подламывающихся ногах он доковылял до ближайшего стула, тяжело повалился на него и заплакал.– Сволочи, сволочи, сволочи... Тощая официантка протянула мокрое полотенце:– На, оботрись.Но Бабочкин оттолкнул ее руку.– Сволочи! Вот вам!Он смахнул со стола несколько тарелок, раздался звон разбитого стекла. Этот жалкий жест прорвавшейся обиды при последующем расследовании будет квалифицирован как злостное хулиганство, отличающееся особой дерзостью. Сейчас на шум выглянули посудомойка Маша и кухонный рабочий – такой же здоровый парень, как шеф-повар.– Что случилось, Николай?– Все нормально, Игорек. Алкаш хулиганит, посуду бьет. Вера его обтереть хотела, а он...– Совсем обнаглели! – громко заверещала официантка. – К нему с добром, а он с говном! Надо его в милицию сдать! Где Васятка?Бабочкин вскочил.– Ах так! Да я сам милиция! Смотрите сюда... Видите? Видите, на кого напали? – Он бестолково размахивал красной книжечкой, потом раскрыл ее и ткнул официантке в лицо, так что она рассмотрела и голубоватую, с водяными знаками бумагу, и печать, и фотографию в форме.– Я еще вернусь! Вам всем будет плохо, вы все пожалеете!Когда Бабочкин ушел, официантка встревожено повернулась к шеф-повару.– Слышь, Коля, он и вправду милиционер...– Ну и хер с ним, – отреагировал тот.– Ты же ему всю морду расквасил...– Подумаешь... Он сам поддатый...– А мы ничего не видели, – сказала Маша.– Запирайте двери, мы свое отработали, – подвел итог дискуссии Коля.– Надо теперь и отдохнуть по-человечески.Поплескавшись полчаса в туалете и не смыв ни боли, ни обиды, ни позора, Бабочкин вернулся в купе.– Вот что со мной сделали! – патетически объявил он, откатив прикрытую дверь. Жующая за столиком соседка охнула.Трофимов уставился в распухшее лицо напарника.– Кто?Губы его сжались в плотную линию, в глазах вспыхнул недобрый огонек.– Там, в ресторане...Когда Бабочкин закончил рассказ, старший спецконвоя поразмышлял несколько минут.– К патрулю не обращался?– Нет... Они на меня, как на вошь, посмотрели. Пьяный, говорят... Трофимов еще подумал и тяжело вздохнул, как человек, которому предс– тоит выполнять крайне нежелательную, но вместе с тем необходимую работу.– Такое прощать нельзя. Надо идти разбираться...– Успокойтесь, ребята, ложитесь сейчас лучше спать, утром оно видней будет, – принялась увещевать испуганная женщина.Трофимов вздохнул еще раз.– Нет. Если мы, милиционеры, от хулиганов прятаться будем, то что вообще получится?– Какие милиционеры? – не поняла соседка. Попутчики явно не были похожи на стражей порядка.Не отвечая, старший сержант поднял полку, отгородившись от женщины спиной, повозился в сумке и выпрямился.– Пошли.В пустом коридоре от передал напарнику его пистолет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22