В груди было удушье; все мышцы расслабились; в глаза бил свет; вода снизу мягко давила, как будто я был на лошади; и внезапно я очутился на земле, тяжело дышал, задыхался, отплевывался, еле живой, но живой, во что я с трудом верил.
Несколько минут я лежал, не в силах двинуться; мозг мой проснулся и дал импульс жить. Я повернулся на живот, вытянул руки, как при плавании; жуткая боль пронзила мне грудь и живот. Голова весила тонну.
Из носа и рта, булькая, текла вода. В ушах стоял рев, С все увеличивающейся серьезностью я снова и снова говорил себе: "Если бы я был мертвым, я бы не мог двигаться". Оказывается, первое, что покидает тонущего человека и возвращается последним, - это чувство юмора.
Через несколько минут, освободив легкие от воды, я уже не чувствовал боли, а чувствовал себя уставшим.
Голова кружилась, и в груди было давление. Я аккуратно перевернулся на бок и стал оглядываться.
Я лежал на узком камне у входа в пещеру, в полуметре от потока, который принес меня; он тек через проход в скале с большой скоростью и, видимо, нес меня, как пробку. Внизу он втекал в озеро, которое почти полностью заполняло пещеру в сотню метров диаметром. Большие валуны и выступы были со всех сторон.
Это было то, что я увидел, но первыми, на чем остановился мой взгляд, были две золотые горящие урны, стоящие у стены напротив в мерцающем свете.
Я почувствовал не страх, а что-то вроде отвращения, когда понял, что я все еще во владениях инков.
Выступ, на котором я лежал, был виден со всех концов пещеры, и, увидев урны, я решил уйти с него как можно скорее. Он был скользким и мокрым и не более метра в ширину; я осторожно встал на ноги, явно не желая в воду опять.
В нескольких метрах был еще один выступ, широкий и ровный, в конце которого стоял большой валун.
Я допрыгнул до выступа, еле устоял на ногах и через расщелину протиснулся за валун.
Потом по узкому проходу я дошел до другого выступа и потом в углубление, где почувствовал себя в относительной безопасности. По сторонам пещеры было много валунов, выступов и щелей. Природа не знала, что она делала, когда создавала это место.
Я сел на выступающий кусок известняка, трясясь и обтекая. На мне не было ни брюк, ни ботинок; ноги распухли и были в синяках, а моя фланелевая рубашка и белье мало защищали меня от холода.
Я был на сквозняке, и мерцание пламени в урнах тоже говорило о легком ветре.
Я был абсолютно один, Гарри я счел пропавшим.
Эта мысль не находила во мне отклика, я только думал, что боги благосклонны к Гарри.
Так там и сидел в полумраке, дрожа от страха, не знаю перед чем, тот, кого солнечный мир знал как Пола Ламара, джентльмена, ученого, знатока жизни. Сидел без всякой философии, без надежды и без штанов.
Но я все осознавал - и вдруг увидел движение в воде. Как будто огромная форель прыгнула и показалась на поверхности. Так повторилось несколько раз, сопровождаясь звуком, похожим на удар весел. Потом - тишина.
Я подался вперед, но не мог ничего разглядеть и перестал пытаться.
Время шло, и мне становилось хуже, мышцы сковывало. Я понял, что необходимо двигаться, но воля отказывала, и я сидел в тупой апатии. И так прошел час, потом я увидел что-то, что заставило меня встать.
Еще раньше я заметил, что на другой стороне пещеры, как раз напротив меня, под горящими урнами, был выступ, три-четыре метра в ширину и метров тридцать в длину. Он был покатый и доходил до воды. Позади урн была видна черная дыра прохода, который вел из пещеры.
Вдруг из прохода возникли две фигуры инков. В руке каждый держал длинное копье - я явно ошибался, когда говорил, что они вовсе не пользуются оружием.
Они подошли к краю выступа и вытащили на свет какой-то предмет, площадью два метра и с ровной поверхностью. Они опустили его на воду, потом залезли на него, отложили копья в сторону и взяли в руки короткие весла. И так короткими, осторожными движениями поплыли к середине озера. На расстоянии тридцати метров от берега они перестали грести и взяли в руки копья, встали, не двигаясь, ожидая неизвестно чего.
Я тоже не двигался, наблюдая за ними с тупым любопытством. Они меня не могли увидеть: кроме того, что в углублении было темно, один из выступов совершенно закрывал меня.
Ждать пришлось не долго, и, когда ожидание прекратилось, все стало происходить так быстро, что я с трудом все запомнил.
В воде раздался всплеск, такой же, как и раньше, по поверхности побежала рябь, и тут же двое индейцев двинулись со своими копьями, которые полетели к цели со смертельной точностью. Ремни, которыми копья были привязаны к их торсам, я заметил только сейчас.
Последовала жуткая битва. Что бы это ни было, получив удар копьями, оно не теряло времени на демонстрацию своего негодования. Вода забурлила, и я понял, что плот вот-вот утонет.
Один из инков стоял на краю плота, в отчаянии орудуя веслом; другой с силой тянул за ремень. Я видел что-то черное, переворачивающееся в прыжке прямо у плота и инка, еле стоявшего на ногах. Оно ударило о бок плота, который жутко накренился.
Это было последней схваткой, на этом битва закончилась. Один из индейцев быстро погреб к берегу, а второй крепко держался за ремни. В следующую минуту они достигли выступа и стали подтягивать свою добычу.
Это оказалась большая черная рыба, такой формы, какую я никогда раньше не видел. Но она не занимала моего внимания; мои глаза были прикованы к двум копьям, вынутым из корчащегося тела рыбы, которые лежали на земле далеко от края воды, инки в это время тащили рыбину к проходу.
Мне нужны были эти копья. Я без остановки спрашивал себя, что я с ними буду делать;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76