Но это создаёт для каждого мужчины, женщины и ребёнка в
городе - вне зависимости от отго, к какой касте они принадлежат -
словарь из более чем миллиона понятий. Я не знаю сколько времени
требуется маленькому ребёнку, чтобы выучить его, но я не смог даже
десятилетнего заставить признать, что он чего-нибудь не знает.
Возможно, кое-кто из них лжёт, но каждый раз, как я искал
подтверждения, я его получал. Это просто {не} возможно.
Я должен был с ним согласиться.
У меня был свой кусок рутинной работы, естествено - несколько
часов в день необходимо было потратить на сбор образцов и измерения.
Мы решили, что если нам прийдётся вернуться домой через двадцать дней,
то мы должны были собрать в городе все доступные данные, какие только
лежали, что называется, на поверхности, чтобы, по крайней мере, не
упустить шанс сделать наиболее верное заключение о том, что лежит под
этой поверхностью. Но я также принял участие в игре в вопросы-ответы.
Я обнаружил - как и остальные - что в отношении информации люди
откликались с достаточной готовностью. И они проявили совершенно
поразительный диапазон знаний. Даже дети могли мгновенно назвать имя
любого растения или животного или географическое понятие. Единственным
ограничением, которое я смог обнаружить даже в познаниях детей, было
то, что они были несколько смешанными - огромное число объектов могли
быть отнесены к одной основной категории. По мере взросления они
учились разделять категории всё более подробно.
Наряду с этим поразителдьным диапазоном знаний, содержавшимся в
каждой голове, нельзя было не отметить определёные странные аномалии.
Каждый в городе мог прочесть пиктограммы, но это было всё, что можно
было прочесть. Ничего другого не существовало. Банк данных,
привезенный с Земли, был намеренно уничтожен. Не занимались люди
города и живописью. То ли что-то было высечено в камне, окружавшем
город, то ли в умах людей не существовало необходимой независимости.
Единственными видами искусства, которые были у них, если не считать
искусства каменьщиков, были исполнительские виды - драма, музыка,
танец. Ничего даже не было написано. Но они {интересовались} растущими
растениями. Многие из домов, котрые я посетил - маленькие квадратные
помещения, у которых только ширмы раздляли различные "комнаты" - имели
растения в горшочках.
Всё это, однако, имело второстепенное значение по отношению к
нашей главной заботе. И когда выходили за пределы простых материй,
обнаруживали себя на гораздо более зыбкой почве, задавая свои вопросы.
Вопросы, касающиеся паразита и верований, достаточно ловко избегались
или же мы получали заученные ответы. Вопросы о процессе принятия
решений сталкивались с ничего не значащим ответом: "Сам решает". "Что
представляет собой Сам?" рождал заведомый ответ: "Сам - это
коллективная воля Нации." Более подробные расспросы ("Как принимает
решения Сам?" "Что в действительности {происходит}, когда принимается
решение?" вызывали пустые взгляды или заявления типа: "Вы не
понимаете." И это было правдой. Мы не понимали. Настаивание вызывало
обещание, что однажды мы {поймём}... когда вопрос будет задан на
двадцать первый день.
Вопросы, относящиеся к религии, наталкивались на такую же
защитную стену, без какого-либо намёка на брешь. Каждый в городе верил
в Бога - по всей очевидности это была непоколебимая монотеистическая
вера. Но у них не было никаких священников, никаких церквей, никаких
святых писаний. Имелась пиктограмма, представлявшая концепцию Бога, и
Натан умудрился идентифицировать ещё несколько, которые относились к
материям божественной природы. Не было сомнений, что имелись и другие
- и не было сомнений, что располагая временем, мы смогли бы извлечь из
мудрости, высеченной на стенах, всё, что люди города считали нужным
сказать о Боге. Но у нас не было времени, чтобы изучить значения
миллионов плиток. Всё, что мы смогли выяснить, это то, что все они
знают, что Бог существует, и этого было для них достаточно.
- Если наши вопросы наталкиваются на сознательную стену молчания,
- сказал я Натану после нескольких дней хождения вокруг да около, -
значит это лучшая организация, какую я когда-либо видел. Куда бы мы не
обратились, мы наталкиваемся на один и тот же барьер, на ту же
формулу. Если они намеренно скрывают от нас всю правду, значит каждая
отдельная личность в городе участвует в заговоре, включая детей. Это
самое полное единодушие, с каким я когда-либо встречался. Они все
точно знают сколько можно сказать, до отдельной буквы. Либо это
действительно предел их знакомства с предметом, либо что-то очень
странное здесь происходит.
- Они могли быть запрограммированны, - сказал он. - Каждый из них
может управляться кукловодом.
- Или они могли бы быть телепатами, - возразил я. - Имеющими
доступ к одному и тому же источнику информации и к одному и тому же
стратегическом настрою.
- Или и то, и другое вместе, - добавил он.
- Но только не похоже, что они общаются друг с другом
телепатически, - сказал я. - Они пользуются языком, как и ты или я. И
если они запрограммированны - то это сверх-сложная и сверх-тщательно
выполненная работа. Они всё равно кажутся мне очень человечными, не
смотря на то, что говорит Мариэль.
- Впечатления, - провозгласил он, - могут быть обманчивы.
И эта точка зрения, конечно же, представляла самую дальнюю
границу знаний.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60