Скорость и быстрота реакции намного больше человеческой. Он опаснее самой опасной змеи. Осторожно вынь из ножен мой меч и протяни его мне рукояткой вперёд. Медленно…
Пока Альвенель выполняла приказ, Конан наблюдал за скорпионом в зеркало. Тот заподозрил угрозу, хвост его задрожал, а на загнутом, остром жале показалась капелька яда.
Не вытягивая руки, варвар раскрыл ладонь, и когда рукоять меча оказалась в ней, плавно сжал пальцы.
— У меня есть только жалкая доля мгновения, — сказал он. — До чего приятное ощущение. Только доля мгновения между жизнью и смертью…
Испугавшись ещё больше, Альвенель заглянула в его синие глаза — в них проснулось какое-то удивительное веселье, словно не было для этого человека ничего приятнее, чем находиться на краю гибели.
Потом ослепительной молнией сверкнул в воздухе клинок, и целое облако перьев взметнулось кверху.
Тьянь-по пожелал Гаспару хорошо выспаться и юрко шмыгнул в свою комнату. Гаспар представил с тоской, как будет сейчас ворочаться на холодной кровати и думать над своим печальным положением, и его передёрнуло. Проклятый кхитаец! У всех узкоглазых, вследствие вырождения их расы, нервы устроены таким образом, что узкоглазые не испытывают никаких волнений. Они слишком примитивны для этого.
Подозрительный и недоверчивый, учёный ещё вчера вытребовал у мажордома ключи от своей комнаты. Красть у него было решительно нечего, но осторожность никогда не помешает! К тому же, в дорожной сумке лежит толстый свиток пергамента — черновик трактата о слабоумии среди зембабвийских негров. А в черновике много помарок и исправлений, а также ошибок, ещё не замеченных автором, и потому неисправленных. Если проклятый кхитаец засунет в рукопись свой нос, у него будет возможность посмеяться над Гаспаром, а этого представитель передовой расы никак не может допустить.
Ключ, как это свойственно всем ключам вообще, провалился на самое дно кармана, и учёный извлёк его не без труда. Потом выяснилось, что он забыл, как надлежит вставлять его в скважину. Бороздкой влево? Или вправо? Гаспар положился на удачу и прогадал — ключ застрял и теперь не желал вылезать обратно.
Пока учёный боролся с замком, на него накатил страх. С ним такое бывало в детстве в похожей ситуации. Ему казалось, что за ним гонится людоед, он приближается, он все ближе и ближе, а дверь все не открывается, и счёт уже ведётся даже не на мгновения, а ещё меньше… Гаспар застонал от ужаса и весь вспотел.
— Как глупо, — сказал он себе. — Надо взять себя в руки.
Он отпустил ключ, торчащий из скважины, прижался спиной к стене, глубоко вздохнул и сосчитал до двадцати пяти. Стало полегче. Тогда он снова повернулся и едва не потерял сознание, даже не успев испугаться. Его напряжённые нервы сократились сами по себе, и солидный учёный подпрыгнул от неожиданности, увидев перед собой бледное, перекошенное лицо.
— Господин учёный? — произнёс шут (а это был он). — Вам до сих пор не спится?
— Ты чуть не убил меня, — шёпотом сказала Гаспар. — Бродишь тут, точно привидение…
— Забавно, правда? — спросил Баркатрас. — Но ваша учёность так говорит, потому что никогда не видел настоящего привидения. Так вот, я на него совершенно не похож.
— А почему твои колокольчики не звенели?
— Потому что я не прокажённый и не обязан предупреждать о своём появлении, — парировал шут. — Я залепил их язычки воском. У меня дело лично к вам, и мне не хотелось, чтобы о нём знали посторонние.
— Какое ещё дело? — грубо осведомился успокоившийся Гаспар.
— Я подумал, что если мы с вами разыграем вашего учёного коллегу, вам будет приятно.
— Глупости! — Гаспар начинал закипать. — Что значит — разыграть?
— Выставить дураком.
— До того ли мне, шут! — в сердцах сказал учёный. — Оставь меня в покое. Тут и без тебя хватает чепухи!
— Как скажете. — Баркатрас поклонился и исчез в темноте.
— Это неслыханно! — пробормотал Гаспар и снова взялся за ключ. На сей раз он поддался. Учёный перевернул его и снова вложил в скважину. Замок со скрипом открылся. Гаспар толкнул дверь и вошёл.
В его руке горела всего одна свеча, но на прикроватном столике, в золочёном подсвечнике, их было целых три. Он торопливо зажёг их все, одну за другой, а ту, что принёс с собой, прилепил прямо к полированной столешнице. Бороться за наследство он не будет, значит, мебель перейдёт к другому, стало быть, нечего её жалеть.
Зола в камине еле теплилась, но учёный все равно развесил перед ним свой сырой плащ и стал снимать мантию. Он запутался головой в её широких складках, а когда наконец освободился, взгляд его упал на подоконник. И Гаспар закричал во всё горло.
На подоконнике лежала голова Тьянь-по, отделённая от тела, со всклокоченными волосами и вздыбленной бородок. Раскосые глаза блестели, как кусочки мозаичного стекла.
Не помня себя, Гаспар вылетел в коридор. Он продолжал кричать. Дверь за ним захлопнулась сама по себе, и учёный оказался в полной темноте. Послышался какой-то шум и, как показалось Гаспару, прямо из стены возник кхитаец со свечой в руке, живой и здоровый. Голова его была на месте!
— Это вы? — спросил он. — Что случилось, уважаемый?
— Там, там! — орал Гаспар. — У меня на окне… Ваша голова!
— Моя голова? — переспросил Тьянь-по спокойно. — Но это абсурд. Одно и то же тело или же часть его не может пребывать в двух местах одновременно. Если моя голова со мной, а я надеюсь, что это так…
— Пойдёмте, посмотрим, — перебил его Гаспар. — Вы как жрец науки должны будете поверить своим глазам! Она там, говорю я.
— Может быть, вы ошиблись?
— Совершенно исключено.
— Может, это чья-то другая голова?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27