- Оставь ее в покое! - не выдержала Сунильд. - Не тревожь мертвую.
- Хорошо. - Младший Бог одернул юбку и уложил Соль обратно на стол, не удосужившись поправить ее руку. - Почему тебя это так беспокоит?
- Не знаю. Она дитя, и она мертва. Зачем ты трогаешь ее?
Младший Бог пожал плечами.
- Хотел посмотреть, вот и все. Разве это оскорбительно?
- Да, - тяжело переводя дыхание, ответила Сунильд. - Это оскорбительно.
- Ее живот был как чаша цветка, - проговорил он. - Так рассказывал мне твой сын, прежде чем умереть.
Сунильд застыла. Это юное, ко всему равнодушное, любопытствующее существо наполняло ее безотчетным ужасом.
Легкость, с которой он произнес последнюю фразу, раскрыла перед ней его бесчеловечность - вернее сказать _н_е_человечность - куда ярче, чем его необычная внешность или даже его бессмертие.
- Какой сын? - еле слышно спросила она.
- Наш сын, - спокойным тоном ответил он и снова глотнул вина, на сей раз из другого бокала. - А у этого какой-то другой вкус. Ты наливала из разных бочек, я правильно угадал?
- Сигмунд?
Он кивнул, не отрываясь от бокала. Сунильд схватила его за руку.
- Скажи, он умер окончательно? Он не вернется больше?
- Нет. Почему ты так взволнована, женщина? Я опять сделал что-то оскорбительное?
- Мне больно, - еле слышно выговорила она. - Если бы ты знал, мальчик, как мне больно...
- Да, он тоже так говорил, - с важностью кивнул Младший Бог. Казалось, он был рад продемонстрировать свою осведомленность хоть в чем-то, касающемся человеческой жизни. - Умирая, наш сын говорил те же самые слова. Пока человек живет, он чувствует боль.
- Это правда, - сказала Сунильд. Она поднялась. Ей лицо окаменело. А теперь уходи, Младший Бог. Уходи отсюда. Я не хочу тебя больше видеть.
Хильда поставила на стол миску с репной кашей. Конан посмотрел на кашу с откровенным отвращением.
- Неужели ты не нашла ничего получше, женщина? Ты бы мне еще сена насыпала. Я все-таки не конь, - недовольно пробурчал он.
Хильда испуганно моргнула.
- В доме больше ничего не было, господин. Я сварила то, что нашла.
- И я тебе не господин! - разозлился варвар.
- Простите... - Хильда чуть не плакала, в то время как Конан раздраженно ковырял кашу пальцем, не решаясь приступить к трапезе.
Конан поднял голову и окончательно уничтожил ее пронзительным взглядом.
- Вот когда станешь хозяйкой в этом доме, тогда и будешь скупердяйничать. А сейчас могла бы и расщедриться, за чужой-то счет.
- Как я могу стать хозяйкой? - пролепетала Хильда, смешавшись.
Конан выразительно повел своими пудовыми плечами.
- Очень просто. Как ваша сестра пролезает в сердце мужчины? Тебе виднее, девочка. Тут глазами поморгала, там рожицу плаксивую скривила вот уже дурак-мужчина и растаял и начал делать разнообразные глупости...
Она заплакала. Конан плюнул с досады.
- Думаешь, этим ты меня разжалобишь?
- Я не понимаю, о чем вы говорите, - тихо сказала Хильда.
- Арванд старый дурак, совсем голову из-за тебя потерял. Вот о чем я говорю. Как тебе это удалось - понятия не имею. До Амалазунты тебе далеко, я сам смотрел. А я даже из-за такой женщины, как Амалазунта, головы не теряю. Так что ты, скорее всего, действительно ведьма...
Он сердито махнул рукой и принялся есть кашу. Арванд с утра пропадал в казарме - разбирался с наследством, надо полагать. А эта хилая девчонка уныло слонялась по дому и вздрагивала от каждого шороха. Теперь вот, желая угодить своему единственному имеющемуся под рукой защитнику, осчастливила его репной кашей. Стоит рядом, переживает - боится навлечь немилость.
Под окном послышался шум. Топот копыт - видно, подъехал отряд конных. Загалдели мужские голоса. Конан отодвинул кашу, встал, потянулся за мечом. Хильда, безмолвно раскрыв рот, бросилась к нему и прижалась всем телом к могучему боку варвара. Конан отшвырнул ее от себя, жестом показав на кровать. Девушка покорно спряталась среди одеял и разоренных перин. Она настолько была мала, что, скорее всего, ей удастся остаться незаметной.
Киммериец приготовился сражаться. У него не было ни малейшего сомнения в том, что за ним явилась городская стража, чтобы препроводить в тюрьму, а после казнить за все совершенные им в Халога преступления. Он собирался подороже продать свою жизнь. Вмешивать в это чисто мужское дело всяких щуплых девчонок в его намерения никак не входило.
В дверь загремели рукоятью мечи.
- Открывайте! - крикнул мужской голос.
- Кто вам нужен? - отозвался варвар. - Назовитесь, кто вы такие!
- Нам нужен киммериец по имени Конан. Мы знаем, что он здесь.
- Если он вам так нужен, то входите и заберите, - заорал в ответ Конан. Он был сыт по горло ожиданием и недомолвками и потому, желая внести в дело ясность, присовокупил к приглашению длинное, смачное и очень грязное ругательство.
Громовой хохот загремел под дверью в ответ на это. Затем заговорил другой голос, детский:
- Конан, это вы? Я - граф Амальрик, вы провели однажды ночь в моем доме.
- Было дело, - мрачно отозвался варвар. - Какого дьявола тебе нужно, постреленок? Помнится, я еще тогда предупреждал, что когда-нибудь перережу тебе горло.
- Прошу вас, идемте со мной, - сказал мальчик. - Даю вам слово, что в моем доме с вами ничего не случится.
- А за порогом твоего дома, малыш? Прости, я не могу поверить клятве гиперборейца.
- И за порогом моего дома вы будете в такой же безопасности, - твердо сказал мальчик.
Конан свистнул и помотал головой, как будто собеседник мог его увидеть. Но мальчик, судя по всему, догадался о реакции киммерийца, потому что ясный детский голос звонко и отчетливо произнес такое ругательство, от которого Хильда покраснела - да так густо, что сквозь одеяла было видно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59