Красавица скинула уже платье. Служанки хлопотали над ее разуванием и раздеванием и столь проворно и откровенно обнажили ее прекрасный стан, что зачарованный попик успел только громкое "ах!" воскликнуть, и в этом возгласе была сама любовь.
- Что вам нужно, мой мальчик? - спросила дама.
- Душу мою вам предать, - ответствовал тот, пожирая ее взором.
- Можете прийти завтра, - промолвила она, желая потешиться над юношей. На что Филипп, весь зардевшись, отвечал:
- Долгом своим почту!
Хозяйка громко засмеялась. А Филипп, в блаженном смятении не трогаясь с места, взором ласкал ее прелести, зовущие любовь, как-то: волосы, ниспадающие вдоль спины, слоновой кости глаже, а сквозь кудри, рассыпавшиеся по плечам, атласом отливала кожа белее снега. На чистом челе красавицы горел рубиновый подвесок, но огненными своими переливами он уступал блеску ее черных очей, увлажненных слезами, кои вызваны были неудержимым смехом. Играючи, она даже подкинула востроносую туфельку, всю раззолоченную, словно дароносица, и, от хохота изогнувшись, показала свою босую ножку, величиной с лебяжий клювик. К счастью для юного попика, красавица была в тот вечер весела, а то вылететь бы ему прямо из окна, ибо и знатнейшего епископа могла при случае постичь та же участь.
- У него красивые глаза, - промолвила одна из служанок.
- Откуда он взялся? - вопросила другая.
- Бедное дитя! - воскликнула Империа.
- Его, наверное, мать ищет. Надобно нам наставить его на путь истинный!
Расторопный наш туренец, нимало не теряясь, с упоением воззрился на ложе, покрытое золотой парчой, где собиралась отдыхать прекрасная блудница. Влажный его взгляд, умудренный силою любви, разбудил воображение госпожи Империи, и, покоренная красавчиком, она не то шутя, не то всерьез повторила: "Завтра..." - и отослала его, властно махнув рукою, мановению которой покорился бы сам папа Иоанн, тем более сейчас, когда был он подобен улитке, лишенной раковины, ибо Констанцский собор только что его обезватиканил.
- Ах, госпожа, вот и еще один обет целомудрия полинял от любовного жара, - промолвила прислужница.
Смех возобновился, шутки посыпались градом. Филипп ушел, стукнувшись головой о косяк, и долго не мог опомниться, как встрепанная ворона, - столь пленительна, подобно сирене, выходящей из вод, была госпожа Империа. И, запомнив зверей, искусно вырезанных на дверных наличниках, Филипп вернулся к своему добродушному пастырю, с дьявольским вожделением в сердце и ошеломленный виденным до самой глубины своего естества. Поднявшись в отведенную ему каморку, он всю ночь напролет считал и пересчитывал свои гроши, но больше четырех монет, называемых "ангелами", ничего не обнаружил, и так как не было у бедняги иного состояния, понадеялся он ублаготворить красавицу, отдав ей все, чем владел в этом мире.
- Что с тобою, сын мой? - спросил его добрый архиепископ, обеспокоившись возней и вздохами монашка.
- Ах, монсеньор, - ответствовал бедный, - я дивлюсь, как сие возможно, чтобы столь легковесная и красивая дама таким непереносимым грузом лежала на сердце.
- Какая же? - спросил архиепископ, отложивший требник, который читал он для виду.
- Господи Иисусе, вы станете укорять меня, отец мой и покровитель, за то, что я посмел улицезреть возлюбленную кардинала, а может, и того знатнее. И я возрыдал, увидя, как мало имею я этих треклятых монет, дабы с благословения вашего наставить грешницу на путь добра.
Архиепископ собрал на челе своем, над самым носом, морщины наподобие треугольника и не изрек ничего. А смиренный Филипп дрожал всем телом оттого, что отважился исповедоваться пред своим высоким наставником. Святой отец только вопросил его:
- Стало быть, она весьма дорогая?
- Ах, - воскликнул монашек, - она обчистила немало митр и облупила не один жезл!
- Итак, Филипп, ежели отречешься от нее, я выдам тебе тридцать "ангелов" из казны для бедных.
- Ах, святой отец, это будет для меня весьма убыточно, - ответствовал юноша, пылая при мысли о наслаждениях, каковые обещал себе изведать.
- О Филипп, - промолвил добрый пастырь, - неужели ты решился предать себя в лапы дьявола и прогневать господа, уподобившись всем нашим кардиналам?
И учитель, сокрушенный скорбью, стал молить святого Гатьена, покровителя девственников, дабы тот оградил смиренного слугу своего. А молодому грешнику приказал коленопреклоненно молить заступника своего Филиппа; но окаянный монах просил у небесного своего предстателя совсем иного: помочь ему не оплошать, когда отдаст он себя на милость и волю прелестницы. Добрый архиепископ, видя прилежное моление юноши, воскликнул:
- Крепись, сын мой! Небо тебя услышит.
Наутро, пока старец, покровитель Филиппа, изобличал на Соборе распутство христианских апостолов, юноша истратил свои тяжким трудом добытые денежки на благовония, притирания, паровую баню и на иные суеты и стал до того хорош, что можно было его принять за любовника какой-нибудь куртизанки. Через весь город Констанц направился он отыскивать дом королевы своего сердца, и, когда спросил у прохожих, кому принадлежит названное жилище, те засмеялись ему в лицо, говоря:
- Откуда такой сопляк взялся, что никогда не слыхал о красавице Империи?
Услышав имя Империи, он понял, в сколь ужасную западню лезет сам себе на погибель, и испугался, что прикопленные им "ангелы" он дьяволу под хвост выбросил.
Изо всех куртизанок Империя почиталась самой роскошной и слыла к тому же взбалмошной, и вдобавок была она прекрасна, словно богиня; и не было ее ловчее в искусстве водить за нос кардиналов, укрощать свирепейших вояк и притеснителей народа.
1 2 3 4 5 6