Обычно после нескольких бесед с пациентом мой первоначальный диагноз подтверждался. На этот раз удача покинула меня. Лора отсчитывала свои обычные три двадцатидолларовые и десятку, а я задумчиво разглядывал ее ногти – пурпурного цвета, неровно раскрашенные короткими горизонтальными мазками, как у маленькой девочки, подражающей матери. Иммигрантка, неловко копирующая моду незнакомой страны? Или…
Иногда я чувствовал себя рабочим из парка аттракционов, который случайно оказался на своей собственной карусели и делает круг за кругом, не в силах дотянуться до щита управления, чтобы покончить с бесконечным вращением. Странная аналогия, я согласен, но и ситуация была не менее странная. Что делать? Как поставить точку?
Я пишу все это и вижу перед собой лицо Лоры – не спокойное и уверенное, как у меня в кабинете на первых беседах, а то, другое, полное хрупкой болезненной красоты, которое я увидел только месяцы спустя. Мы были в постели, когда началась гроза, и отблески молний выхватывали из темноты устремленные на меня зеленые глаза с узкими неподвижными зрачками, в которых светился ужас. Ей было по-настоящему страшно. Я никогда этого не забуду. После целого года общения, в момент максимально возможной близости, когда наслаждение друг другом должно было, казалось, свести на нет наши различия, мы все-таки оставались чужими. Глаза Лоры выражали близость, опасливую близость, словно ее заперли в одну клетку с незнакомым существом, которому опасно доверяться, и в то же время отстраненность – так какая-нибудь рыба рассматривает сквозь прозрачный лед лица грозных великанов, обитающих в ее рыбьих небесах. Мне до сих пор больно вспоминать ту грозу. Мы лежали обнявшись и считали секунды между вспышками и ударами грома, называя одни и те же цифры. Лора подняла глаза и вдруг погладила меня по щеке.
– Я лгала тебе, – прошептала она.
6
Хоган встретил меня в коридоре у двери палаты.
– Что ты так поздно? – спросил он, глядя на часы.
– Да вот, зашел…
– Господи, цветы, а мне и в голову не пришло.
– Как поживаешь, братец?
– Да ничего. Вы разминулись с Энджи, она только что была здесь с девочками. Гватемала – это где?
В этом весь Хоган. Любые дела только отвлекают его от мыслей о чем-то еще более срочном.
– Вроде бы в Центральной Америке.
– Ей пришла в голову идиотская идея поехать туда с миссионерами.
– Да ну?
– Я даже не знаю испанского! И на работе без меня все зависнет.
– А детей куда?
Он застыл как громом пораженный.
– Я и забыл совсем. Ну конечно!
– Может, это просто игра? – задумчиво предположил я. Никогда не могу удержаться, чтобы его не поддеть.
– Ты думаешь? – оживился он. – Типа кризиса среднего возраста? Я читал о таких вещах в дайджесте.
Хоган мнит себя тонким знатоком психологии, но по всем вопросам, касающимся особой породы, именуемой «женщины», он всегда советуется со мной, хотя, впрочем, никогда не следует моим рекомендациям.
– Запросто.
– Надеюсь, что так. Терпеть не могу испанский.
– А как она? – Я кивнул на дверь, из-за которой слышались оживленные голоса – телевикторина или семейный сериал.
Брат покачал головой.
– Совсем плохо, Джонни. Приготовься к худшему.
– Она не в коме?
– Нет, но желтая как лимон. Разлитие желчи. Боже мой, ее как будто намазали маслом.
– Главное, как-то все вдруг…
– Врачи говорят, что она уже несколько месяцев была серьезно больна. И как всегда, никому ни слова. До последнего заправляла в своем совете прихожан. – Наклонившись, он шепнул мне на ухо, будто нас мог кто-нибудь подслушать: – Уже затронут позвоночник, осталось совсем недолго. О тебе спрашивала… – Он опустил глаза и добавил, явно делая над собой усилие: – Слушай, ты только не подумай, что я… Ты не хочешь извиниться?
– За что?
– Ну… ты знаешь. Вообще.
– Нет, – отрезал я. У католиков какой-то пунктик насчет прощения. Мне это всегда казалось делом второстепенным. Слишком много мне приходилось видеть избитых жен, брошенных детей и всевозможных невротиков, которые только счастливы простить своих обидчиков, особенно если по-прежнему их любят. Но это слишком просто. Настоящее понимание и излечение стоит дорого, и для него необходимо вновь пройти через всю боль прошлого.
Хоган замахал руками, словно я его не понял.
– Да нет, не всерьез. Ну… просто чтобы поддержать ее немножко. Поплакать там и все такое.
– Поплакать?
– Послушай, в конце концов, что важнее – твоя гордость или ее настроение? Конечно, это не мое дело, и Энджи тоже сказала мне не лезть, но… ты же сам понимаешь – это как последнее вбрасывание…
– Хоган, не надо спортивных аналогий.
– Я тебя не осуждаю, пойми! История с университетом была сто лет назад.
– Да при чем здесь…
– Я просто прошу тебя подумать! Черт побери, это ведь может помочь ей… О! – вдруг обернулся он. – Это, должно быть, Нэнси?
Я посмотрел в ту сторону и вздрогнул. Это была Лора. Она шла к нам по коридору в открытом бирюзовом платье, приветливо улыбаясь.
– Нэнси? – удивленно переспросила она. Хоган взглянул на меня и смущенно добавил:
– Ну да… Нэнси – твой… э… юрист.
– Хоган, это Лора, – сказал я и запнулся, чуть было не добавив «моя пациентка», потом «моя знакомая», потом «мы работаем вместе». В конце концов я просто промолчал.
Лора с Хоганом обменялись рукопожатием. Его мнение обо мне как об охотнике до «синих чулков», похоже, рассыпалось в прах. Казалось, он сейчас хлопнет меня по плечу.
Брат ушел, чтобы раздобыть вазу для цветов, а я повел Лору в пустую приемную по соседству. Помню, я тогда подумал, что впервые за месяцы знакомства моя пациентка выглядит «настоящей».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92