Ведь в Инструкции ничего не говорится о том, что Родина с нами свяжется. И это могут оказаться… – дед замялся, подбирая слова, – не уполномоченные Родиной лица с враждебными намерениями.
Совет зашумел, но дед строго поднял руку и продолжил: например, вызывает неясность, как Родина гордится своими верными сынами, в то время как ее правительство забывает, что верные сыны летят не к южному, а к северному краю галактики?
Советники призадумались, а я мысленно зааплодировал деду – мне тоже резануло слух это место в обращении. А дед закончил свою речь предложением не терять пока бдительности, больше не прикасаться к листку, а отдать его в лабораторию на экспертизу, чтобы найти там отпечатки живых человеческих пальцев наших земных братьев.
По-моему, очень разумно. На том и решили. К вечеру человеческий отпечаток пальца там действительно нашли, напечатали его крупно и повесили на всеобщее обозрение в столовой рядом с увеличенным текстом обращения.
Этот листок провисел всего час, когда меня срочно вызвали на внеочередное заседание Совета. Выступил сын старого господина Юаня, много лет возглавлявшего отдел безопасности корабля и имевшего в своем распоряжении все отпечатки пальцев. Все мы знали, что господин Юань сейчас стар и немощен, он редко выходит из каюты и память его слаба. Но господин Юань утверждал, что узнал бы этот палец из миллиона, потому что это палец пресловутого господина Су. К сожалению, подтвердить это было нельзя, потому что снимки пальца Су не сохранились. Кому бы пришло в голову хранить снимки хулигана и предателя, выброшенного голым в открытый космос?
Следующее письмо явилось к нам только через два месяца, когда спало напряжение и было отменено военное положение. Появилось оно точно так же – во время заседания. И тут же было отправлено на экспертизу, но никаких отпечатков там не нашли.
Письмо оказалось куда содержательнее прежнего – это была объемная кипа листов. Начиналось оно обращением к доблестным покорителям северного края галактики – видимо, ошибку поняли. А далее шли многочисленные поздравления от родственников тех, кто семьдесят лет назад отправился в путь. То есть полный список первого экипажа, из которых в живых сегодня оставались лишь семеро стариков, включая моего деда и парализованную старую Лунь. В частности, сынов Родины поздравлял господин Цунь, должность которого была обозначена «нуль-почтовый печатник». Его отец и отец господина Су были близнецами. Это было правдой. То, как благородный отец господина Су во имя Родины расстался на Земле со своим братом-близнецом, – было одной из самых трогательных легенд нашего корабля, пока его сын не бросил тень на свой род недостойным поведением и бранью в адрес Совета и старейшины.
Оканчивался манифест обещаниями в ближайшем будущем наладить двустороннюю связь.
Если у кого-то были сомнения в том, что с нами говорит именно Родина, – теперь они исчезли. Никто, кроме Родины, не мог знать таких подробностей. Манифест был снова вывешен на всеобщее обозрение, на корабле объявлен праздник, во время ужина трижды пели Гимн, и все получили пирожки из соевого шоколада.
А я тем же вечером отправился к Яну узнать, что он думает обо всем этом. Выяснилось, что Ян думает обо всем плохо.
Во-первых, ему совершенно неясно, почему так редко работает эта загадочная связь, если технология уже существует. Что мешает делать это регулярно? Хотя он признался, что принцип неслыханный и он даже близко не представляет, как это может работать.
Во-вторых, он выразил сомнения, что в эпоху такой развитой технологии Родина присылает депеши на древней рисовой бумаге, которой и в год старта было не найти.
Ну и в-третьих, ему очень не нравилось, как умело реагирует Родина на все происходящее. Потому что если они не подслушивают, что происходит на корабле, то почему они так нарочито исправили ошибку в письме и дали нам такие ненавязчивые объяснения, откуда взялся отпечаток господина Су? А если подслушивают – почему они об этом не скажут, может, мы тоже хотим выстроиться шеренгой на Красной палубе, помахать руками и передать приветы Родине и нашим родственникам?
Тут я не выдержал и, в свою очередь, сообщил Яну, что даже у близнецов отпечатки разные, а уж у их сыновей – тем более. Как биолог говорю.
Ян помолчал и констатировал, что за последние семь лет на корабле случилось подозрительно много событий, не укладывающихся ни в какие схемы. И даже с физикой корабля далеко не все в порядке.
Я удивился, потому что приборные сводки были общедоступны в терминальном зале, и все они соответствовали нормативам Инструкции. На что Ян пробормотал фразу, которую я хорошо запомнил: «Электронные приборы обмануть легко – маятник обмануть невозможно». С маятниками у меня были связаны плохие ассоциации, и уточнять я не стал. И очень зря.
Я пошел спать в свою каюту, а Ян сказал, что отправится в лабораторию и будет там работать всю ночь до утра. Мы вышли вместе в коридор, я пошел к себе, а Ян почему-то в сторону ангара.
Я уже заснул, когда раздался звонок селектора. Ян спрашивал, не помню ли я хоть примерно, в котором часу зашел в ангар в тот злополучный день? Потому что тогда ему, понятное дело, было не до подробных расчетов, но сейчас он хочет выяснить кое-то.
Это я помнил прекрасно – сразу после обеденного Гимна.
Ян призадумался и сказал, что запустил свой маятник утром за пять минут до школьного звонка. И это оправдывает его худшие предположения. И эта история с маятником ему теперь уже совсем не нравится.
Я обиделся – это прозвучало так, будто все эти годы ему нравилось, как он вернулся в ангар и обнаружил младшего брата на полу без сознания, с выбитым глазом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17