Понимаешь?— Не, не понимаю.— Объясняю еще раз. — Ник тремя короткими рывками вытаскивает из салфетницы одну салфетку и протягивает ее мне. — Видишь?— Ну, вижу. — Я беру салфетку в руки, они белая, рифленая, обычная салфетка.— Что ты испытываешь к этой салфетке?— Чего я к ней должен испытывать?— То есть ничего?— Ничего. Салфетка.— О! — говорит Ник. — А теперь представь, что тебе эту салфетку хочется укусить.— Не хочется мне укусить салфетку! Что я, даун, что ли, салфетки кусать?— А ты представь, представь. Скажи себе — я хочу укусить эту салфетку. Я очень хочу укусить эту салфетку. Я хочу ее съесть; Я хочу ее разжевать…— Я очень хочу укусить эту салфетку… Я хочу ее съесть… Я очень… Тьфу! Да не хочу я эту салфетку! Что за бред вообще! Не хочу я ее ни есть, ни жевать!— Почему? — удивляется Ник.— А почему я должен есть бумажную салфетку? С какой радости?— Ну, ты же хочешь ее съесть? Хочешь? Так съешь ее, вот она!— Не хочу я ее есть!!!— Успокойся, ты не должен ее съесть. Ты просто представь, что ты ее ешь, попробуй! Представь, что ешь. Мысленно.— Ну, представил.— Представил? Ешь? Ну и как?— Ну, как! Бумага как бумага! Противная мерзкая бумага! Тьфу!— Вот! — говорит Ник. — Так что ты испытываешь к салфетке?— Да ничего я не испытываю к твоей поганой салфетке, замучил уже меня! Сам ее кушай! — И кидаю салфетку ему по столу.— Вот и отлично, — ухмыляется Ник. — Ты понял?— Что я понял?— Ты понял, в чем все дело? Ты ведь сначала ничего не испытывал к салфетке, верно? Потом ты стал представлять, что тебе ее хочется съесть, да? И ты мысленно начал ее есть. Но ты воспитан в цивилизованном обществе, в самой читающей в мире стране, очень развитой стране с богатой культурой. В России. Здесь нормальные люди не едят салфеток, верно? Поэтому у тебя возник психологический конфликт — между желанием съесть салфетку, пусть даже вымышленным, асоциальным отвращением. И вместо того, чтобы есть салфетку, ты начал испытывать к ней неприязнь. Неприязнь, верно?— Ну, неприязнь.— О! Вот так вот и с кровью! Нормальный человек относится к крови без эмоций. А если ты вампир и у тебя внутриподавленное желание пить кровь, то снаружи ты демонстрируешь противоположную реакцию. Кричишь, как тебе противно пить кровь и вообще мерзость и блевать. Правильно? Логично?— Не знаю, — говорю. — Вроде логично. Наверно, ты прав, что-то я действительно как-то уж очень кровь ненавижу.— О! — говорит Ник. — А вот клыками в шею впиться?— Не приходилось. Извини уж.— Никогда-никогда?— Сюрпрайз! Никогда. Никому в шею не впивался и не собираюсь.— Не зарекайся. И значит, не хотелось даже?— Представь себе. Не возникало таких мыслей.— И сама шея как таковая тебя не привлекала никогда?— Как таковая — никогда. А так — смотря чья…— Да чья угодно. Шея девушки.— Ну, девушки — это да.— Значит, смотрел на шею?— Ну, смотрел. — Я вспомнил Аленкину шею. — Чего бы не смотреть на красивую шею.— И не хотелось поцеловать? Прижаться губами?— Ну, хотелось, допустим…— Вот, — сказал Ник. — Значит, ты сам признаешь — тебе хотелось прижиматься ртом к шее. Ну, ты в курсе, что это значит?— Ну, подожди, — говорю, — подожди. Все в мире целуют девушек в шею, что, все вампиры?— Не понимаешь, — вздыхает Ник. — Тут очень большая разница. Не видишь разницы?— Не вижу.— Тогда объясняю еще раз. На простом примере. Сейчас все поймешь. Вот видишь эту салфетку? Возьми ее в руки, не бойся…— Так, все, хватит с меня! У меня уже крыша едет от твоих глупостей! Не хочу! Убери эту салфетку! Не хочу я ее видеть!— О! — говорит Ник. — Теперь понимаешь? А знаешь, почему ты так бесишься? Это — бесы. Ну, скажи это сам себе.Я очень медленно и очень глубоко вздыхаю и медленно выдыхаю.— Пожалуй, ты прав, — говорю.— Очень хорошо, что в тебе пока есть силы бороться с этим.— Что мне делать. Ник?— Бороться. Ты человек. Ты создан по образу и подобию Божьему. Сатана не может так просто, в один миг, вселиться в Божье подобие. Ему нужно время, чтобы подавить в тебе все божественное. Понимаешь? Это можно остановить.— Как?— Вот этого я сказать не могу. Это должен сказать просветленный человек.— Ариша?— Даже не Ариша. Ариша только учится. Это может сказать, например, ее учитель, гуру.— Погоди, Ариша вроде йогой занимается?— Да, я о нем и говорю.— А какое отношение йога имеет к Сатане? И к Иисусу Христу?— Почему нет? Гуру крещеный.— А где логика?— Логика простая. Бог — он един. Какими путями к нему прийти — не имеет значения.— А, — говорю, — да, как-то я не подумал. Действительно, един.— Ты сам, конечно, некрещеный?— Почему — конечно?— Потому что крещеный не мог стать жертвой Сатаны.— А вот и обломись. Меня мать крестила когда-то.— Да? — Ник недоверчиво меня оглядывает. — Ну, кстати, почему бы и нет? Вполне возможно. Но ведь ты неверующий?— Ну… Как-то так… Не сказать, что вера моя сильна.— Вот в этом все дело. И в этом твоя проблема.— Вот не люблю людей, который произносят фразу «в этом, твоя проблема», вот не люблю таких людей…— Не кипятись, — говорит Ник. — Ты хочешь сказать, что у тебя нет проблем? Это не ты сюда прибежал весь заросший шерстью, на четырех лапах? Это мне приснился, да? Может, это у меня проблемы, а?— Ну, у меня, да. А что ты меня подкалываешь постоянно? Ты помоги мне. Что мне сделать? Может, мне перекреститься?— Перекрестись.— Ну, в смысле заново, еще раз, в церкви. Как бы переустановить крещение.— Это как гуру скажет.Мы помолчали.— Слушай, — говорю, — скажи мне вот чего. А часто такое случается, чтобы Сатана в человека вселялся?— Ну, мне не докладывают, — говорит Ник. — Но в истории такие случаи описаны неоднократно.— И чем это обычно кончалось?— Ну, как видишь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115