Повсюду были разбросаны какие-то шмотки, мешки, одеяла, весь пол наполовину был завален матрасами, а на веревках, протянутях под потолком огромные пучки какой-то травы, от которой в комнате приятно пахло свежескошенным сеном.
Сама Яна лежала в углу на матрасе, заботливо прикрытая рваным серым пледом. Вчерашнее помнилось смутно, во рту пересохло и очень хотелось пить. Яна стала вспоминать — как же она здесь оказалась? И тут, как заноза, в сердце всплыло воспоминание о предательстве Олега, только уже не такое сокрушительное как вчера, немного потускневшее, но все равно окрашивающее мир в черные цвета. «Весь мир — дерьмо!» — вспомнила Яна, и на душе немного полегчало от этого заклинания. Затем она вспомнила подъезд, милиционера и сморщилась — и что это на нее нашло вчера? Затем был трамвай… Затем… Что же было затем? Они куда-то шли, ребята поддерживали Яну… Потом дверь, слова: «это Дамка, она из Ярославля, ей нужна вписка»… Потом кто-то протягивает чашку горячего чая, потом Яну заботливо кладут в угол и укрывают одеялом. Какой кошмар, надо же было так напиться? Всего-то полбутылки портвейна, правда на голодный желудок…
Яна скинула одеяло и встала. Мир немного гудел и покачивался, но сохранял поразительную четкость и резкость — краски были яркими, воздух прозрачным, короче жить было можно.
Яна подошла к двери и выглянула в коридор — коридор был длиннющим, заваленным досками и еще каким-то мусором. В глубине раздавались голоса. Яна пошла на шум и вышла на кухню. Тут сидело несколько человек, среди которых Яна узнала Ежа.
— О, Дамка пробудилась, — обрадовался Еж.
К Яне подошла небольшого роста хрупкая девушка со взрослым лицом. НА ее руке висело несколько плетеных браслетиков из разноцветных ниток.
— Меня зовут Мышь. — сказала она, — Ты как сегодня, нормально?
— А что? — спросила Яна.
— Говорят вчера тебе было плохо.
— Было. — вздохнула Яна.
— Ну ты в крейзу не падай, все будет хорошо. Ты из Ярика?
— Откуда?
— Из Ярославля?
— Ну да, из военного городка.
— Тьфу-тьфу-тьфу, не к весне будь сказано. — Еж постучал по столешнице и все засмеялись.
— Чай в чайнике, а гречку уже всю схавали. — сказала Мышь. — Еж, налей Дамке чаю.
Еж полез искать пустую кружку. Яна сказала что сейчас придет, и отправилась на поиски туалета. Туалет находился в самом конце разгромленной квартиры и был тоже весьма плох. Из мутного зеркала на Яну глянула оплывшая, немного печальная физиономия, Яна кое-как умылась и вернулась на кухню. Ей вручили чашку чая и она села на пол в уголок, на матрас — матрасы были разбросаны и на кухне. Рядом села Мышь.
— Мышь, а что у тебя в квартире такой разгром? — спросила Яна.
— Не грузись, просто дом старый, а мы на последнем этаже.
— Ты здесь живешь?
— Ну вроде как. Вообще это нежилое помещение, но у нас как бы художественная мастерская.
— Ты художница? — удивилась Яна.
— Да. — кивнула Мышь. — Алена Меньшова, может слышала?
Яна призадумалась. Нет, конечно художников она не знала и вообще не интересовалась этим, но зато подумала, что Мыши определенно намного больше лет, чем могло показаться сначала.
— Тут нас трое художников — я, Кельвин и Вуглускр. — продолжала Мышь.
— Кто-кто?
— Ну ты их не знаешь, они вечером придут. Тебе у меня нравится?
— Нравится. — искренне улыбнулась Яна.
— Ну живи. — улыбнулась в ответ Мышь, — Только у нас с хавчиком проблемы.
— С чем?
— Ну с едой. Цивильная ты какая-то, не системная.
— Чего? Какая?
Мышь вместо ответа засмеялась. Смех у нее был звонкий, но смотрела она при этом куда-то в пространство, вверх, и это было странно.
— Слушай, Мышь, а ты не знаешь что нужно чтобы в театральное училище поступить?
— О, — Мышь поглядела на Яну с уважением, — Это тебе надо у Кельвина спросить вечером, он поступал когда-то.
— И чего, не поступил?
— Поступил, поучился и ушел.
— А почему?
— Каждому свое. — Мышь пожала плечами.
Они помолчали. Яна оглядывала просторную кухню — действительно, в углу стояла картина без рамы, на ней было что-то непонятное — какие-то закручивающиеся спирали, узоры. Под картиной сидел малыш лет двух, не больше. Он тихо перебрасывал в руке старую ободранную деревянную ложку и весело поглядывал на сидящих в кухне.
— А это кто? — спросила Яна.
— Бэбик? Это Мелкий. Мой бэбик.
— Твой? А отец где?
— Рольф? Его нет. — сказала Мышь.
— Сбежал, сволочь? — неожиданно вырвалось у Яны.
— Не, умер от передоза.
— Извини… — прошептала Яна. — От наркотиков?
— От черняшки — ханкой ширялся. — ответила Мышь.
Яна помолчала.
— А ты?
— А что я? Мне не привыкать, я так уже трех своих похоронила. Хорошо хоть Вуглускр у меня в этом смысле лапочка, кришнаит.
— Нет, в смысле, ты сама — не того?
— Черняшкой двигаться? Нет, я еще пожить хочу. — Мышь вдруг быстро взглянула на Яну, — И кстати учти, на этой вписке закон — опиюшников выписывают пинками, так что не вздумай сюда приносить чего.
— Да ты что? — обиделась Яна, — Я не наркоманка и не забулдыга какая-нибудь.
Она вдруг вспомнила в каком состоянии ее вчера привели сюда и осеклась.
— Нет, Дамка, я на всякий случай предупредить — тут все знают. Вайн всегда на ура, ганжа курим, колеса только если по праздникам, винтовых не приветствуем, а опиюшников, которые черным, медленным двигаются — вышвыриваем с лестницы.
— Я ничего не поняла.
— Ой, боже! Перевожу для цивилов — выпивку носить можно и нужно, марихуану курить можно, таблетками не закидывайся особо, первитин не вари, или потихоньку, чтобы массового винтилова не устраивать, а если что-нибудь маковое принесешь — ханку там или героин, то можешь забыть этот адрес, помирай где-нибудь на других вписках, хватит на мой век трупов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129