«Как я на нее сразу посмотрела, – вспоминает Белл, – так просто оторваться не могла. У нее были невероятно красивые глаза. Великолепные. Она уставилась на меня, а я на нее. Эти мгновения казались мне вечностью. Из тех самых загадочных случаев, которые выпадают из жизни, когда встречаешь человека и влюбляешься в него с первого взгляда. Как ни банально, но это напоминает стоп-кадр в фильме. Потом мы часто об этом говорили».
Мужчины, болтавшие с Мадонной, разошлись, некоторые – разжились номером ее телефона, остался только один – Питер Шульц, – сосед Белл по квартире. Белл подошла к ним и велела ему уматывать. «Двигай, – сказала я. – С тобой она не пойдет. Я хочу с ней поговорить». Потом Белл обратилась к красотке в белом и пояснила: «Я с ним живу». Шульц поспешил добавить, что они просто соседи и между ними ничего нет. «Питер волновался, как бы Мадонна не подумала, что мы любовники, но ей это было без разницы. Захоти она с ним пойти, так пошла бы». (Шульц тоже ушел с телефоном Мадонны и дважды назначал ей свидания.) С Мадонной у Эрики Белл было много общего. Белл, которую ее новая подруга тут же окрестила «Рикой», тоже росла в процветающем пригороде. Только в ее случае это был Грэйт-Нек на Лонг-Айленде. Как и Тони Чикконе, отец Эрики имел хорошее образование, он был ученым и долгое время работал в Комисси по контролю за ядерной энергетикой. Требования к Белл тоже были повышенными, и она тоже отлично училась в школе. Она тоже занималась танцем, а теперь пыталась завоевать себе место в головокружительной, залитой неоновыми огнями жизни Манхеттена. Обе юные дамы прекрасно знали, что хотели, были привлекательны и уверены в себе, хотя в последнем одна из них сильно уступала другой.
До этого часа их биографии отличались лишь тем, что Эрике не приходилось голодать. Белл поражалась изобретательности Мадонны в добывании еды. «Даже потом, когда мы уже кое-чего достигли и стали разъезжать по городу на лимузинах, – говорит Белл, – она показывала мне какой-нибудь переулок и говорила: „Здесь я рылась в мусорных баках и искала чего-нибудь поесть. Удивительно сколько добра люди выбрасывают“. К Мадонне подходили владельцы закусочных и ресторанов, и она их сразу же узнавала. „Рика, я люблю этого парня. Он когда-то меня подкармливал, оставлял мне еду“. То были для нее тяжелые времена. Я хочу сказать, иной раз ей приходилось выбирать: съесть яблоко или поехать на метро. От этих ее рассказов мне хотелось реветь». Но Мадонна была не из слезливых. «Она не склонна поддаваться эмоциям, – говорит Белл, ставшая вскоре ближайшей подругой Мадонны. – В Мадонне есть внутренняя сила. По сравнению со всеми, кого я когда либо знала, у нее феноменальная воля. Насколько мы были близки? Что ж, могу сказать, что спали мы в одной постели», – говорит Белл. Еще она вспоминает об одной любопытной привычке Мадонны – полоскать горло соленой водой в шесть утра – «для голоса, наверное». Проникнувшись сочувствием к стесненным обстоятельствам своей новой подруги, Белл дала ей место в баре «Лаки Страйк». Мадонна проработала там всего два вечера – все свои силы она стремилась отдавать карьере, о которой могла говорить беспрерывно", – но этот краткий эпизод стал очередной вехой ее биографии. Барменом в «Лаки Страйк» служил высокий светловолосый флоридец с лицом херувима и обезоруживающей улыбкой, и Белл их познакомила. Как и первый наставник Мадонны, Кристофер Флинн, Мартин Бергойн был гомосексуалистом. Они с Мадонной быстро нашли общий язык, и вскоре он сподобился стать ближайшим из ее друзей обоего пола. «Мартина все любили, – вспоминает Белл. – Он был забавным и милым, красивым и приятным. Но они с Мадонной общались на своем особом уровне. Конечно, будь он гетеросексуален, их отношения не стали бы столь тесными». По словам Белл, по вечерам они с Мадонной чаще всего куда-нибудь выходили. Нередко это был один из самых модных городских клубов «Данстерия». «Мы ходили туда на свидания, – вспоминает Белл. – Мы занимались террором – так мы это называли, потому что именно это и делали – терроризировали людей. Она, бывало, говорит: „Рика, я здесь – самая красивая из белых девушек, а ты – лучшая из черных. Так что – вперед!“ Тут мы разгоняли всех с танцевальной площадки и занимали ее. Мы высматривали самых смазливых парней, подходили прямо к ним и, не говоря не слова, целовали прямо в губы. Потом мы брали у них номера телефонов, отходили и, пока парень хлопал глазами, сминали бумажку с номером и выбрасывали ее». Еще им нравилось дожидаться возле лифта какого-нибудь мужчину, войти с ним в кабину и там неожиданно его атаковать. «Помню, у Мадонны был такой случай, – рассказывает Белл. – Она просто покаталась с одним парнем на лифте вверх-вниз, а когда он вышел, у него глаза смотрели в разные стороны. Он говорил об этом несколько месяцев». По поцелуям Мадонна дотягивала, пожалуй, до олимпийского уровня. «В постели она, скорее всего, хороша, – замечает Камила Барбоун, – потому что совершенно раскована и сильна физически. Но заводится она от поцелуев». Перечисляя откровенные бисексуальные заигрывания Мадонны, Эрика Белл подчеркивает: «Я заинтересовалась Мадонной еще до того, как она меня поцеловала. Но могу сказать одну вещь: стоит ей разок тебя поцеловать, и этот поцелуй останется с тобой как печать». Когда Мадонна и Белл не ошивались по клубам, они делились друг с другом своими надеждами и страхами. Несмотря на свою кажущуюся бесшабашность, Мадонна заметно боялась смерти или, точнее, забвения. «Она не раз говорила мне, что хочет стать знаменитой, – рассказывает Белл, – что она обязана прославиться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114