Без сомнения, очевидно было одно - это был вздох восторга, восклицание восхищения.
- Вот ваша новая учительница французского языка, - проговорила директриса строгим голосом, как бы уже одной интонацией расчищая Жене психологический плацдарм для наступления. - Ее зовут Евгения Степановна, продолжала старуха и, бросив взгляд на Женю, решила оправдать ее наряд: Год назад Евгения Степановна была на стажировке в Париже.
Новый вздох восторга пронесся над классом - теперь он был четче, как бы организованнее. К этому времени в голове у Жени прояснилось, она взяла себя в руки и чутким молодым слухом услышала, как чей-то мальчишеский голос прошептал:
- Эжени!
Это относилось к ней.
Эжени! Женя не знала - горевать ей или радоваться?
Толковая институтская методика и отличное знание языка, казалось бы, помогли ей взять класс в руки с самых первых шагов. Анализируя про себя свои уроки, она думала иногда с удивлением о том, что никакого барьера между столом учителя и партами не оказалось вовсе.
Ей все удавалось подозрительно легко для начинающей учительницы. И когда, готовясь к новому уроку, она меняла кофточки, ей и в голову не приходило, что тишина, выученные уроки и послушание означают пока что одно - восторг перед истинной француженкой, сошедшей в класс с рекламной картинки иностранного журнала.
А в классе, невидимое Жене, творилось вот что.
Еще до появления юной француженки кто-то из бойких мальчишек объявил:
- Ну и бабец сейчас видел! Супер-модерн!
Но даже эта реплика не уменьшила эффекта от Жениного появления. На первой же переменке после французского девчонки устроили первичное рецензирование:
- Это да!
- Фирма!
- Вот как мечтаю одеваться, девочки!
- А джинсики!
- А рукава!
- А туфли!
- А сама! - это уж с мальчишеской стороны, причем без всякой иронии.
И мальчишки и девчонки влюбились в новую учительницу, так бывает нередко - когда внешность и "упаковка" нравятся подросткам, а у Жени и содержание не отставало от внешних показателей.
Однако жизнь - суровая штука. Первое впечатление споткнулось о строгость новой "француженки". Ей стало казаться - и по справедливости, что знания класса неглубоки: произношение отвратительное, правила грамматики забыты. Полетели первые двойки. В класс вползло похолодание.
У всякого настроения в любой группе бывает свой закоперщик. Он первым выразил мысль, готовую сорваться у многих. Закоперщиком была девочка назовем ее Зиной.
Натура мстительная и острая на язык, после второй двойки, полученной там, где при прежней учительнице обошлось бы тройкой, Зина на перемене заявила:
- Подумаешь, фифа! Мне бы такое барахло, я бы выглядела не хуже.
Зина действительно была недурна собой, и многие в классе, особенно из травмированных двойками, задумчиво поглядев на Зину, молчаливо согласились с ней. А Зина ринулась в бой. К концу уроков, чуточку опоздав и запыхавшись, она шепнула по страшному секрету:
- Говорят, наша фифа - генеральская дочка. Ничего удивительного.
Вообще женский ум и какое-то внутреннее чутье раньше, чем мальчишек, готовят девочек к боям характера позиционного, к схваткам с улыбочкой, к сплетням и слухам на пустом месте. Может, это и не очень педагогичное замечание, согласен, но пока никто из психологов толком не объяснил природу возникновения женской нелюбви, основанной на зависти к тряпкам. Как это получается? Позавидовала - и возненавидела. Бывает, видимо, и так. Но в нашей истории Зина тоже как будто была влюблена поначалу в Женю. Выходит, однако, не была - за влюбленность она приняла удивление, впечатление, желание самой выглядеть как эта "француженка" с институтской скамьи.
Драмы не было - часто, как и любое другое инфекционное заболевание, вещизм носит стертые формы не проявленной до конца зависти.
Особенно - тут; как ни говори, а барьер между учителем и классом все-таки был, и ни Зина, ни ее другие сторонники и сторонницы, посплетничав после уроков и на переменах, поваляв учительницу в грязи, обсудив досыта ее гардероб, дальше этого - опасаясь барьера - все же не пошли.
Что касается Жени, то она была умной и тонко чувствующей девушкой. Перемену в настроении класса после первых же двоек она ощутила тотчас. Сразу заметила: взгляды, которые бросают на нее ученики и ученицы, из восторженных превращались в настороженные. А у Зины - в скептический.
Вначале Женя огорчилась - это была естественная реакция. Известно, однако, когда человек расстроен, он и одевается соответственно своему настроению. Женя оделась проще и неожиданно, даже с чувством облегчения, почувствовала себя естественнее: клетчатая юбка, тот самый жакет и простенькая блузка.
Потом, как-то само собой Жене подумалось, что становиться рядом со своими учениками - не такое уж бесспорное дело и, приходя в класс, она приходит даже не на институтскую лекцию, не говоря уж о концерте и званой вечеринке, где хоть не все знакомы друг с другом, так все равны.
И еще Женя заметила одну подробность: Зина, смотревшая раньше на нее с вызовом, теперь казалась слегка растерянной, что ли, чуточку удрученной. Когда Женя, помогая ей, спрашивала Зину на уроке, та не скрывала ироническую улыбку, не думала о чем-то щекочущем ее чувства, а яростно дралась за свою тройку.
Впрочем, тройки постепенно превратились в четверки. Женя, Евгения Степановна, была справедливой учительницей.
Однажды, спустя немалое время, директриса, когда они остались вдвоем, неожиданно спросила молодую учительницу:
- А где твои чудные кофточки? Ты что-то давно не надевала их?
Женя покраснела - вопрос застал врасплох.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190