Показал записку Рыжову, он перепугался, трясся весь, боялся, пойду в дирекцию, партком, умолял, валил все на Ирину. Тогда я показал записку ей. И знаешь, она сказала, что сделала это ради меня, а я неблагодарная скотина. Негодяй. Ушел из института, ты знаешь.
В моей судьбе хватало катастроф – они корежили душу, жгли и ломали, и всегда я, как и те, кого я знала и кому тоже досталось от жизни, старалась выбраться к добру, к спокойствию, к радости, – это было естественно, единственно возможно и справедливо. Даже в страшном бреду не могло пригрезиться такое: ради пользы – самой развязать катастрофу, очертя голову кинуться в омут. Нет, невозможно представить себе, невозможно!
И Саша! Жить с человеком, который изменил, чтобы только въехать в Москву: нечто чудовищное, не поддающееся нормальному рассудку.
– Как ты мог? – опять прошептала я, ни к кому не обращаясь.
– Простил, – проговорил сын. – Любил, вот и простил, но напрасно, любовь ничего не спасла. Сама выгорела.
– И ты ушел?
– Нет, – проговорил он слишком медленно и как-то искренне, – мы разошлись.
– Ушла она?
– Мы разошлись в разные стороны.
– Что это значит? – у меня не хватило ни ума, ни сил разобраться в словесных фокусах.
Мой сын мужественно спрятал свой взгляд под стол и произнес приговор:
– Она ушла к другому мужчине, я ушел к другой женщине одновременно, вот и все.
Вот и все!
Забыться бы, оглохнуть, умереть! Вот и все… Я думала, могла предположить, что невестка способна на такое, но вот, оказалось, и сын. Хотя?.. Он ведь не ушел сразу, не поступил, как водится, если мужчина оскорблен, а терпел, может, выжидал, почти совсем как Ирина.
– У нее будет ребенок, – добавил лишь Саша. – Вышла замуж за дипломата.
– А ты? – с трудом проговорил я.
– Я? – Он рассмеялся, будто от души отлегло. – Бери выше! Доктор наук, лауреат…
– Депутат? – прошептала я.
– Пока не депутат, – ничего не понял он. – Но чем черт не шутит!
– Вы рехнулись, сошли с ума. И ты, Саша…
Он опустил голову, кажется, обиделся.
– Тебе трудно, понимаю, такие новости. Но я, кажется, впервые счастлив. Меня любят. Я люблю тоже, но любят и меня, понимаешь?
Он смотрит на меня испуганно и вопросительно, мой взрослый сын.
– А Ирина?
– Родит ребенка и поедет в Испанию.
Я-то спрашивала про любовь.
– С кем же Игорь?
Саша потупился, сцепил замком пальцы, напрягся.
– Видишь ли, ма, – произнес он довольно жестко для такого безвольного характера, – сын отказался ехать с кем-либо из нас. И мы согласились.
– Как отказался? – удивилась я. – Он еще мальчик, у него и прав-то нет никаких, разве мыслимо оставлять его без родителей!
– Мыслимо, мама, мыслимо. Через год он окончит школу, поступит в институт, взрослый человек. Что касается меня, то у Эльги, это моя жена, двое детей, она вдова, а Иринин дипломат хочет за границу, ему не до Игоря.
– Отдайте внука мне! – крикнула я. Но сын покачал головой…
– Он и тебе не нужен, у тебя Аля. И вообще…
– Что вообще? – возмутилась я, теряя самообладание.
– Однокомнатная квартира остается за ним, мы не бросим его, в самом-то деле, окончит институт, женится. Он ни в чем не получит отказа, поверь мне, Эльга – добрая баба, за этим не станет, не волнуйся.
– А совесть, сынок? – спросила я. – За ней не станет?
– Он не нуждается в нас, взрослый парень, – отвернулся сын.
– Напрасно так говоришь, – ответила я, – в родителях нуждаюсь даже я, старуха.
– Ну чего ты хочешь? – сказал Саша. – Игорь отказался ехать. И со мной и с Ириной.
– Скажи напоследок, – попросила я, измученная этим невероятным разговором. – Только, пожалуйста, честно: чья это идея – твоя, Ирины?
Он мотнул головой:
– Игоря!
Сильные валят на слабых. Взрослые – на детей.

Кто как, а я в серьезных разговорах теряюсь, выясняю не все и потом мучаюсь неразрешенными вопросами, страдаю бессонницей. Но объяснение с сыном, – разговор, даже самый серьезный, куда большее – суд, приговор, истязание, пытка. Я плохо соображала, не все могла понять, многие его слова пропускала, впадая в глухоту, онемение, транс, потом спохватывалась, но поздно, что-то было пропущено из сбивчивых рассуждений Саши.
Когда он выходил из дома, чтобы отправиться в аэропорт, я пожелала ему по привычке: «Будь счастлив!» – но тут же укорила себя в неискренности – теперь я не верила в его счастье. Хуже: он стал мне чужим.
Я стыдила себя, принуждала думать и чувствовать по-иному, как прежде, но не могла, нет, не могла: сын отдалился от меня, и чем больше я думала о нем, тем быстрее он удалялся.
Где ночевало твое достоинство столько долгих и лживых лет, запоздало спрашивала я его и сама себе отвечала: значит, не было достоинства, ведь любовь без достоинства унизительна, а значит, немыслима.
Что означало многолетнее твое терпение, спрашивала я про себя, ведь потом-то любви уже не было, выходит, оставалось выжидание, голый расчет, откуда это у тебя, мой сын? От безволия, от бесхарактерности? Не слишком ли утешительное объяснение?
А новая семья – может, ты снова плывешь по течению? И это плавание опять станет губительным? Не прячешь ли ты, как страус, голову в песок? Боишься жизни, не хочешь ее изменить.
Игорь, наконец, что с ним?
Неведомая мне Эльга, двое чужих детей, новый Саша, дом, его работа, все совершенно не задевало, не трогало меня.
Игорь!
Чувства, точно высвобожденные отсутствием сына, сфокусировались на Игоре – внуке и сыне сразу.
Поворочавшись неделю в бессонницах, я принялась за активные действия. Пошла в читалку, позвонила немногим друзьям, выход, хоть и неважнецкий, нашелся: я наняла к Але студентку из медицинского института с питанием, ночевкой, пристойной платой и помчалась в Москву.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33