- Магическая печать в порядке, - констатировал он. - Стало быть, ночью
дверь не открывали. Эй, Карстен! Ты там живой?
Нам никто не ответил. Сердце мое от ужаса дернулось и заколотилось прямо
в ушах: неужели Танкред нажал на ручку. Мы вошли.
Йерн неподвижно лежал на спине, глаза его были закрыты, Я бросился к
кровати и схватил его за плечо, он что-то буркнул, повернул голову - Слава
Богу! Мои ужасные подозрения не оправдались! Я слегка потряс его.
Он приоткрыл глаза.
- А, это вы!.. - проворчал он, с трудом шевеля языком. - Уже утро?.. Вы
что?..
Ни Танкред, ни я не ответили. Остолбенев, мы стояли рядом с кроватью, не
отрывая изумленных глаз от пола. Потом я услышал, как Танкред произнес:
- Ты все проспал, соня! Ты упустил главное событие в твоей жизни! Протри
глаза и смотри, бестолочь!
Йерн уселся и посмотрел на пол. "Он не мог сдержать изумленного
возгласа!" - как выразился бы сам Карстен Йерн, описывая эту сцену в своем
романе.
На полу, вокруг кровати ясно виднелась цепочка следов, грязных следов от
довольно больших подошв.
Несколько раз огибали они начерченный красным пентакль и вели к окну. А у
окна стояли в полуметре друг от друга тяжелые сапоги капитана Корпа -
носками к стене, будто там, у окна, широко расставив ноги, стоял невидимый
старый пират и смотрел на море.
Танкред подошел к окну, внимательно осмотрел сапоги, сравнил их подошвы
со следами по полу. Разумеется, они в точности совпадали. Потом он потрогал
пальцем кожу и лизнул свой палец.
- Они совсем мокрые! - сообщил он. - И соленые. Кажется, эти сапожки
самостоятельно прогулялись, хлебнули морской воды, а потом вернулись и
топали тут, вокруг тебя...
- Однако обратите внимание: ни одного отпечатка внутри пентакля? -
радостно провозгласил Карстен. - Он бродил вокруг, но не смог войти внутрь
пентакля. Он не смог пройти сквозь магическую стену! Вот что такое старые
добрые заклинания! Эх, если бы вы что-нибудь понимали. Ах, я болван! Как же
я мог проспать?! Нет, это непостижимо... Такое бывает раз в жизни - и все
проспал!
Мы подождали, пока он оделся, и позвали остальных. В очередной раз
придирчиво осмотрели всю комнату, и снова безрезультатно. Арне потащил меня
в соседнюю коморку:
- Как ты думаешь, - спросил он тихо, - Йерн не мог сам это подстроить?
Чтобы продемонстрировать нам свои "старые добрые заклинания" в деле?..
Своего рода - ложь во спасение?..
- А как он мог это сделать? Наша "печать" на двери была в целости и
сохранности, я гарантирую. Окно тоже было закрыто...
- Я как раз про окно и подумал. Если он вылез в окно с этими сапогами,
окунул их там в море и забрался обратно? Закрыл за собой окно... Не забудь,
он все-таки писатель! Голова у него работает...
- Если бы он был акробатом, а не писателем! От окна до земли чуть ли не
шесть метров! Он что, умеет ходить по вертикальной стене?
- А по канату?
- Он что, - скалолаз? И где он, по-твоему, спрятал свои канаты, крючья,
что там еще? Арне вздохнул:
- Ну, не знаю... Придется мне капитулировать. Вступаю в Общество
парапсихологов. Завтра поеду и вступлю.
За завтраком разгорелся жаркий спор, в котором, к сожалению, не родилось
истины. Танкред и Эбба безуспешно пытались пробиться сквозь частокол
вопросов, их "кто, что, как и почему" повисали в воздухе. Йерн погряз в
унылых самобичеваниях и недоумении по поводу своей непростительной
сонливости, а я от души обрадовался, когда Арне сумел положить конец
переливанию из пустого в порожнее, предложив пойти купаться. Погода с утра
была превосходная, и морские ванны, бесспорно, пошли бы нам на пользу.
Предложение было встречено общими рукоплесканиями.
Мы улеглись на согретое солнцем скальное плато и расслабились. В ласковом
лазурном море даже рифы не производили впечатления чего-то опасного,
угрожающего, они сверкали в воде как косяк селедок. Природа казалась
довольной и благостной, словно Господь Бог в день седьмой. Прелестные
маленькие волны ласково лизали берег. Ночь хитра и обманчива, подумалось
мне, день - открыт, он правдив и искренен. Все эти ночные страхи - обычная
человеческая глупость, честное слово: глупо бояться природы, нашей доброй,
снисходительной матери... Нет, подставим-ка лучше живот теплому солнышку...
- Сюда кто-то идет! - сказала Эбба.
Я поднял голову. В самом деле, по скалистому берегу широким решительным
шагом шел человек. Без сомнения, он двигался к нам.
Он был одет в черное, как на похоронах. На голове у него была широкополая
плоская шляпа, тоже черная - такие шляпы в восьмидесятых годах прошлого века
носили художники. На запястьях виднелись длинные твердые манжеты, которые
ему приходилось периодически поправлять, что придавало комическую
неправильность его энергичному маршу. Когда он приблизился, я смог
разглядеть его лицо: очень узкое, заканчивающееся длинным, острым
подбородком, с близко посаженными темными глазками под насупленными бровями.
Нос незнакомца торчал, словно птичий клюв - тоже острый и длинный, а бледные
узкие губы то казались прямым карандашным штрихом, а то превращались в
сморщенный забавный кружочек, словно край воздушного шарика, схваченной
крепкой ниткой.
- Что это за пугало? - хихикнула Эбба.
- Местный Савонарола, спаситель Хайландета, - проговорил Арне, поправляя
темные очки. - Пастор Флателанд. Ну, сейчас он задаст нам перцу!
Пастор взобрался к нам на плато и выпрямился.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69