Фонарики погасили,
чтобы не сели батарейки. В кухню идти не хотелось, чтобы не говорить при
Мари. Я достал сигарету и чиркнул спичкой. Огонек осветил лицо Йерна, он
насмешливо улыбался.
- Карстен, что ты скажешь? - спросила Моника.
- Моя теория еще полностью не оформилась, - изрек Йерн. - Но я вынужден
напомнить: еще зимой, когда Арне сообщил о покупке "пиратского гнезда", я
предупреждал, что в этом доме действуют определенные силы... Помнишь, Арне,
как ты тогда смеялся? Особенно тебя забавляла возможность мести со стороны
мертвого пирата, Йонаса Корпа. Пока эта месть постигла только несчастного
пса. Но никто не знает, что случится дальше. На твоем месте, Арне, я бы
сейчас, немедленно, отказался от всяких попыток переоборудовать этот дом.
- Но это же чистое безумие!
Арне ходил взад-вперед, засунув руки в карманы. Потом он встал перед
Йерном и, вызывающе глядя ему в лицо, сказал:
- Может быть, ты боишься, что "месть" падет и на твою голову? Может, ты
полагаешь теперь, что и тебе самому лучше держаться от этого дома подальше?
- Нет, отчего же? Наоборот! Если, конечно, меня тут желают видеть. Как
писатель и как человек, которому все это далеко не безразлично, я не хотел
бы упустить шанс. Такая возможность выпадает нечасто. И кроме того, я
уверен: лично я - вне опасности. Полностью вне опасности. Опасаться надо
тебе, Арне. Я еще раз предупреждаю тебя.
Кроме Карстена Йерна, как выяснилось, был и еще один человек,
относившийся к мести Йонаса Корпа с глубочайшей серьезностью. Наша милая
Мари больше и слышать не хотела о том, чтоб остаться в доме, где творятся
такие дела. Явившись на кухню, мы нашли ее полностью одетой, среди сумок и
чемоданов. На все наши просьбы и уговоры она категорически отвечала одно:
"Не то что ночь - ни одной минуты больше в этом доме!" Мы должны были
позаботиться о том, чтобы немедленно увезти ее. Она жила в шести километрах.
К нашей радости, Йерн предложил свои услуги в качестве возницы. Снова
запрягли лошадь, распрощались с Мари Миккельсен и пожелали ей доброго пути.
Мари укатила в сопровождении Йерна в ночную тьму. Моника пошла осмотреться
на кухне, а мы с Арне взяли лопаты и похоронили собаку под кустами за домом.
Арне сказал:
- Я попросил Мари пока не рассказывать Эйвинду Доруму про собаку. Хотя
конечно... С тем же успехом можно просить дождь перестать лить. Завтра вся
округа переполошится. А здешний пастор соберет своих прихожан в молельный
дом и еще нагонит на них страху. А этот Дорум... Знаешь, если бы это была не
его собака, а, скажем, моя, я бы подумал, что именно он бродит тут вокруг
дома. Он совсем ненормальный. Недаром он потомок капитана.
Думаю, я не сообщу ничего неожиданного, если скажу, что вторая ночь в
"пиратском гнезде" оказалась значительно более неприятной, чем первая.
Невелика мудрость - спокойно заснуть в доме, где бродит какая-то черная
кошка, тем более, если любишь животных. И совсем другое дело - ночевать при
незапертой двери, зная, что по ночам, возможно, в дом пробирается
сумасшедший.
Я снова достал Джерома и углубился в уже упомянутое исполненное прелести
путешествие в лодке с собакой. Добравшись до главы, где Харрис поет куплеты,
я наконец заснул. Но то был не легкий безмятежный сон, освежающий и
благотворный. Разумеется, меня мучили кошмары.
Мне приснилось, будто я снова сижу на козлах в повозке Арне, в руках у
меня вожжи, в повозку запряжена та же лошадь. Все было как днем, когда мы
ехали на обед к Пале. Но только в повозке я будто бы находился один, и
лошадь бежала не по дороге, под тенью деревьев, а прямо здесь, в доме, по
темному коридору. Коридор казался очень длинным и тянулся по всему верхнему
этажу.
Точно, как днем, лошадь вдруг останавливается и замирает, а я безуспешно
пытаюсь заставить ее сдвинуться с места. И вот мне передается весь ужас
дрожащей под кнутом лошади, меня охватывает гнетущее чувство надвигающейся
неизбежной опасности. Что-то страшное ждет меня. Вдруг дверь желтой комнаты
открывается, в конце коридора появляется человек. Медленно-медленно он
подходит ко мне. И я вижу: это тот самый человек, который встретился нам в
аллее, перед домом Пале и которого Пале называл рыбаком Рейном. Когда он
подходит ближе, я вижу, что он совершенно мокрый, с его брезентовой робы
стекает вода, и я знаю: это морская вода.
И вот, он стоит уже рядом с повозкой. Я не вижу его, я смотрю прямо
вперед, на уши лошади, странно прижатые к голове, но я знаю: он тут, рядом.
Ужас накрывает меня ледяной волной, я хочу бежать прочь, слезть с повозки,
но не могу пошевелить ни рукой, ни ногой. Я чувствую, что должен сейчас
повернуться к этому жуткому человеку, увидеть его лицо и взглянуть в его
огромные глаза, серые, словно зимнее море, глаза без зрачков...
Слава Богу, мне удалось проснуться! Обливаясь холодным потом, я пришел в
себя, зажег свечу и схватил спасительную книгу.
* * *
На следующий день была восхитительная погода. Солнце жарило, словно в
июле, небо было безоблачным, и легкий бриз выгонял на пляжную гальку
ласковые, веселые волны. Во всей природе воцарилось сияющее, игривое
настроение, придающее особое обаяние тонкой грани между летом и осенью. Я
смотрел из окна на море и пляж и теперь только понял, что со стороны Арне
вовсе неглупо было замыслить превращение "пиратского гнезда" в летний
курорт.
Перемена погоды и изысканный завтрак, появившийся на столе благодаря
несколько неожиданному для меня искусству Моники, позволили отвлечься от
впечатлений вчерашнего дня.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69