"Муся, Дуся! Что это за вонь у вас? Вы же знаете, что мы с Раечкой не выносим рыбу!" Цирк! Илюшка вечером, через стенку слыхать, всех и завел, жиденок рыжий. Работать, говорит, пойду, сниму комнату: или они - или я! Страсть обидно стало Клавдии. Эх, взять ей сей же час - да уехать прочь, и Данюшку увезти. Да уж больно жаль молодых-то, и внучонка охота дождаться! Такая, видать, уж ей судьба: страдать через свое доброе сердце - мягкое, как валенок. Той же ночью она велела сыну пойти к жене и помириться. Он это умел. А наутро Дуся не встала, и Клавдия нажарила всем яишню - но к завтраку никто, кроме Раи, не вышел. Да и ту, по правде говоря, стошнило. С головой, кстати, у Дуси оказалось все в порядке - но зато перелом шейки бедра. Слегла старая надолго. Ну а кому ж хозяйничать у этих безруких? И покатилось, как под горку. Ишачила на них Клавдия, ишачила, но доброго слова так и не дождалась. Вместо этого пригласил ее однажды профессор в свой кабинет: - Вы с кем говорили о моей частной практике? - О чем-о чем? - Видите ли, - мнется, - ко мне вчера приходил фининспектор... Ну не чудны ли речи? Так свату и сказала: "Воля твоя, сват, а только невдомек мне - ты, непосредственно, чего хошь? Говори прямо, не обижусь". Зыркнул профессор - и прячет глаза свои бесстыжие! - Ах, как неприятно... Я принимаю дома уже много лет, и ни разу не было у меня осложнений с государством... И не зовите меня сватом, черт подери! До Клавдии вдруг дошло. Делов-то! Вся парадная видит, как к профессору ходят бабы, а иные еще охают в кабинете - на улице слыхать. Она и сказала соседской Наташке в очереди - так, болтали, чтоб стоять веселей: наш-то, поди, дамочек ковыряет, чтоб скинули, лучше б дочку свою ковырнул вовремя, совсем душа из девки вон, страм смотреть... И всякое лыко в строку. Пошила себе платьишко. А на беечку не хватило. Понаведалась к Дусе: нет ли какого лоскутка? А в углу у ней тряпок видимо-невидимо. Взяла прямо сверху - обтрушенная такая портяночка - потонее шелку. Разрезала, пристрочила. А вечером Илюшка прилип как банный лист: не видели мой бантик? Да вдруг как уставился на ее обнову, да как заорет, будто его режут: "Вот он, вот, что вы наделали!" Не бантик, стало быть, а батик, тряпка писанная. Крашенка по-нашему. Илюшка-то теперь в зале столовой жил, а весь его хлам валялся у Дуси. Тряпки пожалел! Ну не парень, а гриб ядовитый. И что ты думаешь? Собрал, змей, портфельчик и в ту же ночь сбежал невесть куда. Потом-то, спустя время, пришел попрощаться - перед отъездом на юга. Устроился экскурсоводом, что ли, на берег Крыма. И для дыхалки, опять же, хорошо. Вот грех говорить - а все ж таки еврей он и есть еврей. Без мыла куда хошь влезет - скажи нет? Да и Данилу пора было приставить к делу. Скоро семью кормить - а куда ж без прописки? Профессор предлагал взять санитаром в больницу - да слаб Данюшка, от крови мутит. Раиса тем временем совсем перестала ноги таскать и на седьмом месяце скинула без всякого аборта, да так, что едва не загнулась. Шибко переживал Даня. Даже выпьет другой раз - жена все ж. И не углядела Клавдия - пристрастился кровиночка к зеленому вину! Так другой раз загуляет - хоть святых выноси. Однажды с похмелюги патлы себе поджег - чтоб, холера, как у Раисы были. - А вот и мне приветик оставил. - Клавдия засучила рукав и предъявила три параллельных запекшихся рубца, словно от кошачьей лапы. - Вилкой пропахал. В рожу метил, да я закрылася... Поди, тосковал сильно. Райка-то с отцом-матерью укатила по весне к Илюхе в Ялту, что ли. В общем, пора, говорю, сваты дорогие, и мне в отпуск. Вот временно, значит, отдыхаю. - А Данила-мастер так и будет там лютовать над этими кроликами? - злобно спросил Батурин. Клавдия зевнула. - Зачем. Райка, слыхать, на развод подала. Суда ждем. - Это какого же суда? - опытная Гришка нахмурилась. - Без детей в загсе разводят! - А площадь? Площадь-то делить кто будет? Вот то-то. Нам чужого не надо, а и свое бережем. Ты не думай, я в контору-то эту ходила, как ее... Короце, Данюшке теперь, как Дуся померла, положена пятая цасть. Полоо-ожена! Клавдия прижмурила хмельные глазки и лукаво погрозила пальцем. Я смотрел на эту простую смекалистую женщину и думал о том, как повезло Вайнтраубам, что на дворе нынче 73-й год, а не наоборот - 37-й. А то припухать бы им всей компанией где-нибудь в Коми... Конечно, миролюбиво рассуждал я, человек ищет, где лучше. И нередко за счет ближнего. Это довольно распространенное явление, кто спорит. Но кое-чего мне было не понять. Беспокоила, тяготила мою усталую душу одна вещь. - А вот, извините, конечно, Клава... Вот просто интересно - за что вы их так? - Да ведь как же! - Клавдия сделалась вдруг строгой и совсем трезвой. - Ты, к примеру сказать, крещеный? - Ну я крещеный, - вмешался опять Батурин. - И что? - А то, что все должно быть по справедливости. По нашему, по православному закону - делиться надо. А кто сам не делится - не грешно и поучить. Сейчас я уже не совсем молодой человек и убедился, что справедливость грабли исключительно коварные, и религия аккуратно обходит их стороной, предпочитая трактовать о любви. Справедливость же как доктрина - плод, конечно, убогого и голодного ума, который видит главное условие построения Утопии в дележке. И называет ее для красоты - справедливостью. На самом же деле никакой справедливости в природе нет, а есть одна любовь. (Как нет и утопии, а есть вместо нее кое-где, наоборот, антиутопия.) Конечно, несправедливо любить любовника больше, чем отца родного. И аналогично несправедливо кормить проголодавшегося дитятю человечиной, если под руками нет ничего другого. Однако повсеместно жизнь ставит нас перед разнообразными фактами именно многоликой любви в ущерб справедливости.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35