Даже самого в сон потянуло.
— Мм, — закруглился Гера пожеланием впредь так не поступать. После чего заметил топтавшегося рядом Боба с испуганным лицом и раскуроченную до неузнаваемости панель управления лифтовыми дверьми. Там уже ничего не искрило. Да и гореть тоже было нечему. — Мм?
Герасим уже был в курсе наших неприятностей и теперь интересовался, можно ли прилечь на диванчик, которые его цепкий взгляд заметил в углу площадки.
— Не время спать, дорогой товарищ, — я обычно стараюсь с Герасимом вежливо разговаривать. Он от этого спит лучше. — Надо что-то с американцем решать. Да и с застрявшими тоже было бы неплохо.
Что мне нравится в третьем номере, так это умение быстро перестроить организм в рабочий режим. Никаких зевков, никаких потягиваний. Только шевеление мозгами.
Проницательный взгляд сощуренных глаз Герасима выхватывал из окружающей обстановки только самые важные моменты. Американца, кусающего за неимением другой еды собственные губы. Инструментальный ящик. И смятые пустые сигаретные пачки, которые я притащил с Милашки, чтобы не засорять подотчетную технику лишним мусором.
— Мм, — наконец нарушил молчание Герасим.
— С глазу на глаз переговорить? Говорите, — согласился я, подталкивая смущенного Боба в сторону Геры. — Только без мордобития и национальных упреков.
— Мм, — пообещал третий номер и, подцепив Боба под локоток, завел его за мусоропровод. Говорят, что все мусоропроводы сходятся в один, гигантский мусоропровод, который через соседние государства идет к самой Арктической свалке. Также говорят, что эти самые соседние государства тайно откачивают часть мусора и сжигают его в своих топках. Тайно-то зачем. Попросили б по хорошему. Поделились. Россия страна большая, этого добра хватает.
Чего только не говорят?!
Второй и третий номера команды спецмашины за номером тринадцать вышли из-за мусоропровода через час. Герасим, непривычно молчаливый. И Боб, непривычно нервный.
— Мм, — кивнул мне Герасим, направляясь к выходу.
Оглядываясь на американца, который с ходу двинулся к инструментальному ящику, я поплелся за третьим номером. Герасим если говорит, то знает, о чем говорит. Сказано, оставить янкеля наедине с проблемой, значит так и надо сделать. Хоть опасно его одного оставлять, натворит дел, но иного пути нет. Так решил мозг команды, и не мне с ним спорить.
Предъявив удостоверения спасателей старушкам из зеленого патруля, и получив «добро» на проход через заслон, мы с Герасимом забрались в Милашку, чтобы из кабины руководить спасательной операцией. Герасим сразу скрылся в спальном отсеке, готовить новые умные мысли.
— Зачем бабушек к работе привлекла? — строго спросил я Милашку, усаживаясь на место водителя и руководителя. — За это начальство по головке не погладит.
— Они сами напросились, — пробасили динамики. — Умоляли дать им работу поопасней и поответственней. Да вы не переживайте, командор. Я им скамейки поставила, и мешок семечек из запасов американца выставила. Все при деле, все довольны.
— Ну-ну, — журить спецмашину надо, но не слишком строго. — Ты, случайно, не слышала, что Герасим Бобу наговорил?
Спецмашина подразделения 000 никогда не отличалась любознательностью. Ничего не слышала, ничего не видела. Уединившиеся за мусоропроводами микрофоны руками прикрывали, камеры жвачкой залепляли.
— Это меня как раз и беспокоит, — признался я. — Атмосфера в команде напряженная. Один из членов экипажа оставлен с ценным оборудованием. Что он там без нас наворотит?
— Если командор желает, можно взглянуть на панораму подъезда.
Командир не только желал, но и требовал этого. Иначе, что это за командир.
— Третий монитор в пятом ряду, — подсказала Милашка место действия. — Только резкость наведу. Мама заводская!
В дыму и пламени, в радуге от брызг противопожарной безопасности, работал, не жалея себя, простой американский индюшатник Роберт Клинроуз. Его обнаженное по пояс тело наливалось буграми мышц, и потная кожа блестела в неоновых лампах. Стиснув запломбированные американскими врачами зубы, прищурив закапанные русскими контактными каплями глаза, трудился во славу подразделения 000 интернациональный герой.
То и дело меняя ржавые полотна на ножовке по металлу, Роберт, язык не поворачивается называть его Бобом, Клинроуз вгрызался в твердый сплав лифта. Железная стружка неукротимым потоком лилась из-под ножовки. Казалось, не будет ей ни конца, ни края. Но гордый американец, осознав, что может лишиться работы, спасал свое благополучие. А вместе с ним и застрявших в лифтовой шахте несчастных.
— Ай да молодец! Ай да чей-то сын! — зацокал я восхищенно. — Ай да Герасим! Это ж, какие мозги надо иметь, чтобы заставить янкеля выполнять месячную норму за два часа? А американец тоже хорош. Правда, Милашка?
— А кто вам в ящик ножовку подсунул? — запросила свою долю хвальбы спецмашина.
Пообещав Милашке подмести полы в кабине, я продолжил наблюдение.
Из подъезда, напугав до полусмерти зеленый патруль, вылетел Боб и заколотил по переднему бамперу:
— Трос давай! — через шумопоглощающие бронированные стекла долетел его сильный голос.
Милашка быстро высунула конец троса. Американец, не дожидаясь, пока спецмашина ослабит барабан, бросился обратно в дом. Милашку сдернуло с места, чуть не прижав к стенке зеленый патруль, но она вовремя справилась с ситуацией и отпустила трос на свободу.
— С ума сошел, — прокомментировала она действия второго номера. — Так можно и переднюю подвеску в клочья разнести.
— Специалист работает! — со знаньем дела констатировал я.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115