Они вели себя так, словно боялись маленькой женщины.
– Что ты успела натворить за эти несколько часов, и почему мои люди считают возможным отчитать меня при всех, тогда как гребцы трясутся в страхе при одном взгляде на тебя?
– Ранулф…
Губы Лайонин задрожали. Еще секунда – и она оказалась в его объятиях, сотрясаясь от бурных рыданий. Он прижимал жену к себе, испуганный силой ее чувств.
– Пойдем, дорогая, – уговаривал он, гладя ее по голове. – Я жив и здоров. Я вернулся. Пожалуйста, перестань. Не плачь. Я этого не вынесу.
Она жалостно шмыгнула носом, пытаясь успокоиться.
– Когда они вернулись без тебя, я словно с ума сошла… О, Ранулф, они хотели тебя бросить!
Он сурово оглядел стоявших рядом мужчин:
– Это что еще? Вы позволили бы мне утонуть?
– Конечно, – рассмеялся Корбет. – Мы думали, с вами все покончено, но миледи не пожелала для вас водяной могилы. Теперь-то она смирная, но куда буре до нее! Клянусь, моя кровь замерзла от страха! Я думал, она велит казнить нас всех. Ранулф понимал, что хотя Корбет шутит, какая-то доля правды в его словах есть. Белоснежные зубы Льва блеснули в улыбке.
– Она Львица! – гордо воскликнул он, поднимая ее на руки и унося на вершину холма. Там он оставил ее и отправился посмотреть на Тая, который храбро простоял на месте в продолжение всей бури. Лайонин отошла, чтобы увести от скал своего вороного жеребца.
– Миледи!
Она удивленно подняла глаза и, увидев метнувшегося навстречу Маларда, едва успела отступить. Мощное тело рыцаря тяжело приземлилось у ее ног.
– Лайонин, не шевелись!
Она в полном недоумении уставилась на Ранулфа, осторожно кравшегося к ней. Лайонин боялась моргнуть. Очевидно, опасность близка. Но что ей грозит? Может, сюда забежал хищный зверь, испугавшийся бури? Поэтому она лишилась дара речи, когда Ранулф вырвал из ее рук поводья вороного. Тот откинул голову и заржал, перебирая передними ногами.
– Да что это с вами? – взорвалась она. – Вы пугаете бедное животное!
Выхватив поводья, она стала гладить бархатный нос, чтобы успокоить жеребца. Животное опустило голову и боднуло ее в плечо.
Она оглянулась на мужа и стражей. Те смотрели на нее с разинутыми ртами и, немного опомнившись, дружно расхохотались, сначала тихо, потом все громче и громче, пока весь берег не огласился смехом. Люди один за другим валились на песок, держась за животы, и вскоре у ее ног в грязи и глине извивались все восемь мужчин.
– Простите, милорд, – прохрипел, отдуваясь, Сэнневилл, – но вы пугаете мою лошадь.
– Даже конский хвост весит больше, чем она, – пробормотал Герн, снова разразившись смехом.
– А лица гребцов! Новый взрыв смеха. Ранулф хохотал громче всех:
– Ей в самом деле это удалось? Эдкинс выглядел до смерти перепуганным!
– А я-то, я-то как трясся от страха! Клянусь, она выросла до двадцати футов, и шум бури казался птичьим пением в сравнении с ее громовым голосом.
– Мой жаворонок? – вскричал Ранулф. – В разговоре с Эдуардом я назвал ее жаворонком. Видел бы он ее сейчас!
Они еще смеются над ней! Но ведь она не сделала ничего смешного!
– Не хотелось бы мешать вашим развлечениям, – произнесла она ледяным тоном, – но я возвращаюсь домой, к своему очагу.
Мужчины постепенно отрезвели и стали подниматься. Тишина стала почти оглушающей. Все глаза обратились к ней, когда она вставляла ногу в стремя. Но едва Лайонин оказалась в седле и окинула их вызывающим взглядом, они снова попадали на землю, заходясь в приступах хохота. Она расправила плечи и погнала коня галопом.
– Лайонин! – окликнул ее Ранулф, остановив рядом Тая. Но она не пожелала взглянуть на мужа.
– Я тебя ненавижу! Значит, по-вашему, я только объект для шуток?! Ты омерзителен!
– Разве ты не знаешь причину нашего смеха?
Но она по-прежнему не желала разговаривать сними вместо ответа коснулась каблуками боков коня. Ранулф легко догнал ее.
– Знаешь ли ты, кого сумела оседлать?
Лайонин нахмурилась, рассердившись еще больше, особенно когда заметила смеющиеся глаза мужа.
– Я взяла его в конюшне. Несколько раз видела его, вот и все. Жаль, что я взяла чужого жеребца, но другого просто не было. – И, окинув мужа уничтожающим взглядом, добавила: – Подумай я хорошенько, прежде чем бежать спасать тебя, скорее всего осталась бы дома.
– И ты никогда не видела, чтобы кто-то на нем ездил? – допытывался Ранулф.
– Нет. Но он хорошо объезжен, и странно, почему ему позволено толстеть без дела.
– Причина, дорогая моя женушка, в том, что Лориэйдж до сих пор никому не позволял на себя садиться и сразу же сбрасывал смельчака.
– Не может быть! Он резвый конек, но с ним можно сладить.
Ранулф взял ее руку и поцеловал.
– Сначала ты укротила льва, потом – этого зверя. Он – сын Тая, а я, по-моему, обещал тебе кого-то из его отпрысков. Конечно, я подумывал о хорошенькой кобылке, не об этом забияке. Я уже решил его охолостить.
Жеребец, словно поняв, встал на дыбы, но Лайонин легко усмирила его.
– Попробуй сбросить ее, уродливая зверюга, и я самолично сверну тебе шею, – предупредил разъяренный Ранулф. Лайонин засмеялась, когда конь злобно покосился на него.
– Так я прощен?
Она слегка улыбнулась, не уверенная, что муж заслужил прощение.
– Ты не представляешь, как было забавно, когда ты вела его за собой, словно ягненка. И это животное, покалечившее нескольких человек!
Она подалась вперед и погладила бархатную холку жеребца.
– Мне всегда удавалось укрощать огромных черных зверей. Лориэйдж, покажи этим старикам, как быстро мы можем скакать.
Они подъехали к воротам одновременно. Хотя Лориэйдж был проворнее более грузного Тая, Ранулф оказался более искусным наездником.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96