Он заговорил снова, и голос этот проник в ее сердце:
– Прекрасной женщине не пристало просить прощения. Достаточно одной улыбки.
Ей показалось, что он колеблется, произнося эти слова. Но Ранулф вдруг приподнял ее подбородок и посмотрел в глаза. Она осмелилась ответить таким же откровенным взглядом. И увидела волевое лицо со слегка изогнутыми черными бровями, прямым носом и раздувающимися ноздрями. Губы, четко очерченные, были, однако, плотно сжаты. Слишком плотно.
Люси оказалась права! Он действительно хорош собой!
Девушка улыбнулась, сначала застенчиво, потом более открыто. Попыталась понять, что скрывается за этими сомкнутыми губами, и увидела мягкость, ту самую нежность, которая не ускользнула от ее матери.
Облегчение, охватившее ее при этом открытии, было гак велико, что Лайонин захотелось смеяться. Никогда до этой поры прикосновение мужчины не волновало ее так сильно.
Ранулф резко отпустил ее подбородок.
– Я должен позаботиться о коне, – пробормотал он, шагнув к двери. Его рыцари последовали за ним.
– Ну и ну! – Уильям рухнул на стул, который только что занимал Ранулф. – Проживи мужчина хоть тысячу лет, вес равно не сможет понять женщину! Моя жена обращается с первым рыцарем короля, как с болтливой прачкой, потом дочь едва не падает в обморок при виде его, после чего смеется прямо ему в лицо. Не удивлюсь, если не позже чем через две не дели все мои земли будут конфискованы.
– Уильям, – начала Мелита, но, поняв, что не сможем объяснить собственные поступки, а тем более поступок дочери, тяжело вздохнула. – Он ничуть не рассердился. Пойдем, Лайонин, у нас много дел.
Лайонин была рада покинуть комнату, поскольку ей не слишком нравилась собственная реакция на этого человека. Словно крыша донжона разверзлась и молния ударила прямо в нее. Но еще больше ей не хотелось оставаться наедине с матерью, ибо она понимала, что сейчас последуют вопросы, на которые у нее нет ответа.
Словно прочитав ее мысли, Мелита сказала:
– Нет, вопросов не будет. Я всего лишь прошу тебя быть доброй к нашему гостю – не из-за того, что он великий воин, а потому, что он заслужил нашу доброту. – Лайонин молча кивнула. – А теперь пойдем отыщем твоих глупеньких служанок и позаботимся о том, чтобы у Черного Льва было достойное логово, – улыбнулась Мелита, пригладив чудесные волосы дочери.
Лайонин поднялась на третий этаж, где располагались спальни. Их было шесть: одна принадлежала родителям, другая – ей. Остальные предназначались для гостей. Сейчас здесь никого не было. Все слуги суетились на кухне. Можно без помех выбрать комнату для лорда Ранулфа.
Через час, удостоверившись, что все готово к приему гостя, она отправилась к себе. Люси оставила на столике хлеб с сыром и кружку молока. Прихлебывая теплую жидкость, Лайонин чуть раздвинула планки деревянных ставен, чтобы выглянуть во двор. В этот момент один человек отошел от «черных стражей» и направился к калитке в каменной ограде. В руке он нес длинную палку. На поясе висел сдвинутый назад мешок.
Лайонин, не задумываясь, сбросила зеленую накидку и сюрко, натянув поверх золотой туники другое, шерстяное. Вынула из сундука самый теплый плащ – из тяжелого серого сукна, с большим капюшоном, подбитый мехом белого кролика, надежно завернулась в него и спустилась в парадный зал, твердя себе, что всего-навсего хочет глотнуть свежего воздуха. С собой она взяла большую флягу с вином, которое грелось над очагом. Удивительно, как легко оказалось пройти незамеченной через открытый двор и выйти в калитку! Стража не обращала внимания на покидавших замок. Только на тех, кто входил.
Ранулф сидел на холодной твердой земле, прислонившись к дереву и не обращая внимания на пронизывающий ветер. Его мысли сейчас были поглощены прелестной зеленоглазой девушкой.
– Ах, Уорбрук, – упрекал он себя, – она не предназначена для твоих развлечений. Это невинная девушка, которую ждет достойный брак с молодым человеком ее возраста и круга.
И все же он не мог выбросить ее из головы. Граф откинул голову на покрытый грубой корой ствол. Перед его внутренним взором по-прежнему стояла она: изумрудные глаза под высоко изогнутыми бровями, маленький носики губы – полные, мягкие, соблазнительные. Он представлял, как ее волосы окутывают плечи и грудь. Какой необычный цвет: рыжевато-золотистый!
О Боже, что это нашло на него?! Сидит и мечтает о какой-то девчонке. Можно подумать, он раньше не видел хорошеньких девушек! Видел, и немало. Но почему-то эта была иной.
Он едва не покрыл себя бесчестьем, когда чуть не впился в нежные губки на глазах у ее родителей и своих людей. Зарыться бы руками в эти роскошные волосы…
– Я принесла вам вина. – Тихий голос прервал течение его мыслей.
Он молча, без улыбки, смотрел на нее, не замечая предложенной фляги.
– Сегодня так холодно, а до обеда далеко и…
Она отвела взгляд, вдруг смутившись и уже жалея о своем нечаянном порыве.
Он взял у нее флягу и пригубил восхитительно сладкого вина, не отрывая глаз от девушки.
– Ты разделишь его со мной?
– Да, – улыбнулась она и, едва коснувшись его руки, взяла флягу. На горлышке еще оставалась капля вина, и она коснулась губами этого места, пораженная Собственной дерзостью. Вернула ему флягу и вынула из-под плаща завернутый в полотно сверток. В нем оказались хлеб с сыром.
Ее улыбка казалась ему ослепительной. Глаза сверкали, как драгоценности, щеки разрумянились от холода, белый мех обрамлял ее лицо и выгодно контрастировал с густыми длинными ресницами.
Этим двоим слова были не нужны. Оба молча сидели, наслаждаясь вином и едой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96