Когда все было упаковано, они с Адамом поехали на свое любимое место к реке. Сета еще не было, так что она расстелила плед и стала читать Адаму наизусть детские стишки, иллюстрируя их рисунками на грифельной доске, которую часто брала для этой цели.
— Как поживают мои жена и сын? — безмятежно спросил незаметно появившийся Сет.
«Пожалуй, он становится чересчур большим собственником».
Морган быстро открыла корзинку.
— Бриоши! Морган, ты не представляешь, как часто я вспоминал об этих маленьких булочках. В Калифорнии мне пришлось есть самую скверную в жизни еду. Какое-то время мне готовила Джесси. Не знаю, как я выжил. Она брала сковородку, разбивала яйца, но почему-то туда попадало очень много скорлупы. — Он продемонстрировал кулинарный процесс жестами. — Когда она подавала завтрак, часть яиц была совсем сырая, а часть — жесткая, как сама сковородка. Но, пожалуйста, не пытайся узнать, как ей это удавалось — это тайна за семью печатями. И я, конечно, был достаточно умен, чтобы не спрашивать.
Морган от непрерывного смеха ослабела.
— Но я еще не рассказывал тебе о ее печенье. Оно было такое тягучее, что вязло в зубах, но его можно было тянуть на расстояние вытянутой руки. Вот, пожалуйста, объясни, как такое возможно. Никто не осмеливался ее спрашивать об этом. Ведь это восьмое чудо света.
Морган так хохотала, что у нее заболел живот. Да, она могла представить себе, как Джесси готовит свое печенье. Раз или два ей приходилось пробовать ее стряпню. Ах, хорошо бы послать Жан-Полю рецепт такого замечательного печенья.
Адам протянул грифельную доску отцу и сказал:
— Лошадку.
Но Сет написал: «Сет любит Морган всем сердцем». И подал ей доску. Она взглянула ему прямо в глаза и поняла, что это правда. Она вытерла слезы, навернувшиеся от смеха, стерла то, что он написал, и нарисовала для Адама лошадку.
— А теперь надо опять идти работать. Поцелуешь меня на прощание? В щеку.
Она засмеялась: он поступал так же, как и Адам, когда хотел чего-нибудь добиться от нее.
— Хорошо, я поцелую тебя в щеку. — Она встала и прижалась к нему, а он к ней. Когда их губы встретились, Морган их не отвела.
— Ты не забудешь меня? — И он улыбнулся, глядя в ее полузакрытые глаза. Потом он повернулся к Адаму: — Обнимешь папу, сынок?
Адам так и впрыгнул в раскрытые объятия. Сет подбросил мальчика в воздух и затем потерся щетинистыми усами о его шейку. Ребенок зашелся от восторга. И Сет ушел, приветственно махнув им рукой.
Когда они вернулись домой, Адама уложили спать. Морган тоже разделась и легла в постель. Когда же она поняла, что все еще любит Сета? Может быть, тогда, когда прочла слова, написанные на грифельной доске? Да, на этот раз ему можно верить, на него можно положиться.
А как насчет той ужасной ночи в Сан-Франциско, когда он ее оскорбил? Но воспоминание о той ночи уже не было таким ярким и болезненным. Теперь перед ее мысленным взором стояли другие картины: вот Сет играет с Адамом, вот он утешает ее после того кошмарного сна. Она не знала, изменился ли Сет, возможно, какая-нибудь ничтожная мелочь по-прежнему вызовет у него приступ необузданной ревности. Но ей теперь как-то все равно.
Пусть будет что будет. Он опять рядом с ней, и пусть с ней останется. Если он ее хочет, значит, она будет его.
Теперь в новой психологической обстановке, когда она призналась себе, что любит его и принимает его любовь, обед проходил очень приятно.
После обеда они пили в саду кофе с молоком. Сет сидел на каменной скамье, положив руку за спинку. Морган пристально за ним наблюдала и надеялась, что вот сейчас он позовет ее. Кажется, несколько недель она оборонялась против его атак, а сейчас он вроде бы отдал ей инициативу. Наконец он похлопал по сиденью рядом и вопросительно взглянул на Морган. Она попыталась, сохраняя спокойствие, солидно и неспешно подойти, укрощая желание кинуться ему на шею.
Они немного посидели вместе. Морган чувствовала себя с ним спокойно и надежно, словно наконец обрела дом. Такого чувства у нее никогда не было в Сан-Франциско, ни даже на колтеровском ранчо. Почему-то она вспомнила, как сердился на нее Джейк за то, что она так много ела во время беременности, и засмеялась.
— Не расскажешь ли и мне, почему смеешься?
— Что?
— Ну, почему ты сейчас рассмеялась?
— Я вспомнила, как Джейк злился на меня.
— Да за что же он мог на тебя злиться? Я, между прочим, написал им, когда приехал сюда, и они знают, что я жив-здоров. К сожалению, из Калифорнии я им знать о себе не давал; так за что на тебя злился Джейк? Может быть, за то, что ты снизошла до меня после моего глупого поведения на вечеринке у Монтойя? Думаю, он знает, что мы… так сказать… поговорили, — и он подмигнул ей.
— Нет, это еще не все. Дело в том, что когда я носила Адама, я много ела.
— Не понимаю. Почему же он расстраивался из-за этого?
— Но я ела непрестанно и постоянно, шесть месяцев подряд. Я съедала все, что готовила Люпита.
Сет негромко засмеялся:
— Но я все время так ел.
— Вот это я и имею в виду. Я ела столько же, сколько ты обычно, и стала такой же огромной, как ты.
Сет недоверчиво улыбнулся:
— Ты помнишь, как на мне всегда висели юбки и кофты Люпиты? Ко времени родов они на мне не сходились.
— Но Люпита в два раза толще тебя! Вот бы посмотреть! Клянусь, ты, наверное, была как бочонок. — И он улыбнулся, взглянув на нее. — Но где теперь все это?
Сердце Морган забилось сильнее, когда она встретила этот взгляд. «Теперь он меня поцелует», — подумала она и ждала этого поцелуя, очень ждала.
— Ну что ж, пора спать.
Она взяла его под руку, снова ощутив крепость его мышц. Сердце у нее стучало, в ушах стоял звон.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122