Тогда у вас есть шанс выжить". Завтрак. Затем обучение разным разностям: как устроен унитарный патрон центрального воспламенения, что такое шептало и затворная задержка, как в лесу определить где север, а где юг, как нужно есть сырой болотную крысу и как можно убить человека пустым магазином от автоматической винтовки, как сделать адскую машину из обыкновенной «лимонки» и пластиковой канистры, как надо бросать нож на шесть шагов, а как — на двенадцать, как снять товарища с мины-лягушки, и чем форменный берет может помочь против пулемета.
Инструктор обязан безукоризненно водить автомобиль и вездеход, а также уметь поднять в воздух вертолет класса «Ирокез». Полоса препятствий. Легкий водолазный костюм. Минный шлагбаум. Запалы бывают трех типов. Обед. Идеологический час. Коварный Дархан. Всемирно-историческая миссия землян и личная заслуга маршала Кромвеля. Пинки и нравоучения всевидящего Мак-Говерна: «Точка Син. Плохо. Встать. Точка пяти болезней — оп! Вставай, глиста с поволокой, никак я вас не научу».
Свою позицию старший инструктор излагал с предельной ясностью:
— Сейчас вы, дурачье, меня ненавидите и готовы убить. Но те из вас, кто попадет в дело, будут вспоминать меня, как родного отца. И если хотя бы половина из них останется в живых, я буду считать, что бился с вами не зря.
В Форт-Брэгге он познакомился с Кантором. Тот был студентом до овчинниковских пертурбаций — «левый фронт», реформисты...
Студентом.
Сырое дыхание Валентины вдруг снова долетело до Холла. Как это вышло? Как только он увидел нижний фланец, нет, зеркальную стену шахты, нет, еще раньше — когда увидел арматуру в тоннеле, он должен был приказать: «Все назад!» — и Кантор сейчас сидел бы рядом. Холла начало потихоньку трясти, в нем, неторопливо наращивая обороты, пошла центрифуга приступа — сейчас будет скручивать внутренности и он не сможет вести машину.
Но нет, его, слава богу, лечили и, слава богу, вылечили. Как и на кладбище, Холл усилием воли вынырнул из темной воды прошлого, затормозил, вышел из машины и перевел дух, прижав руки к полированному холоду металла. Его отпустило не сразу, и он сказал вслух:
— Да, я не дал команды. Да, я потащил бронетранспортер в эту чертову шахту. Назад? Куда назад?
Тут Холл наконец пришел в себя и огляделся. Пригород Нитры, мост, справа и слева проносятся контейнеровозы, сзади разноголосо сигналят — он загородил дорогу. Холл сел за руль, захлопнул дверцу и вернулся в строй. Да, посмотрели сейчас на каком-то экране, как он драл когтями эмаль на середине шоссе.
Дело не в этом. Ладно, хорошо, пусть тогда на Валентине он не полез бы в этот колодец. Что тогда? Идти через Дугу Колена? Чушь собачья. Он не мог обойти шахту и, в конце концов, большую часть людей он вывел. В чем же дело?
Ты отлично знаешь, в чем дело, сказала бы Анна, когда-то Сигрид тебе все очень хорошо объяснила.
Это другое дело. Спроси там у самого Кантора — обвиняет он меня в чем-нибудь?
Не болтай глупостей, ответила бы Анна, никогда Кантор тебя ни в чем не обвинит — ни на том, ни на этом свете.
В Нитре, покупая бутерброды в полиэтиленовых пакетах, Холл обнаружил, что руки еще подрагивают и покачал головой. Химией его снабдили в достатке, но пить ее он не станет. Хватит.
Кантор возник из случая. А случай этот пришел к Холлу весьма и весьма непростым путем. Холл попал в число «избранных» — лейтенант Мак-Говерн не шутя взялся сделать из долговязого курсанта Джози идеального солдата. Из каких соображений старший инструктор выбрал себе в жертву именно Холла — неизвестно, говорили, поспорил с кем-то на ящик коньяка, или, что вероятнее, это был странный род симпатии — Мак-Говерн вовсе не был садистом и прочил своему воспитаннику блестящую карьеру, что, кстати, и произошло, но воспитание это протекало по апробированной армейской методике, и жизнь Холла обратилась в ад.
«Почему я все это терпел, — думал Холл, провожая глазами проносящиеся мимо рекламные щиты. — Не знаю. Нет объяснений». Теперь видны сто способов уклониться, сбежать, выбрать иной путь. Альтернатива? Изба в глуши, наркотики, беспробудное пьянство, смерть. Нет, дело не в этом. Что-то переменилось. Точнее, что-то открылось. Когда? Был момент... момент какого-то странного перехода. Он делал себе военный макияж, раскрашивал физиономию специальным гримом, глядя в маленькое зеркальце — бритая голова, тонированное лицо, черная полоса через глаз, черное пятно через щеку и подбородок — чужой, незнакомый человек, все иначе, другое лицо, другая жизнь, все конкретно, ничего виртуального, ничего абстрактного — лес, нож, еда, винтовка, изначальность человеческих отношений. Тяжко? Да, тяжко. Но какое-то таинственное облегчение нашел он в этой тяжести — хотя в ту пору ему было не до философии.
«Джози идет первым» — вот какой закон установил Мак-Говерн. Прыгать — первым; все — пять раз, Джози — десять. Бег — командирскую винтовку несет Джози. Отвечать — начинаем с Джози. А уж отработка приемов рукопашного боя — не о чем говорить, все самые изощренные демонстрации проводились на Холле. «Слушатель Джози, шаг вперед. Первая ката, слушать счет. Ага, мае-гери. Так. Теперь пресс. Теперь рамка. Хорошо. Бочка. Что, весь в дерьме? Ничего. Теперь спарринг — первая двойка, задайте этому Джози. Вторая двойка. Недурно. Третья двойка, взяли винтовки. Где у вас руки? Ладно, пусть так. Джози, нож».
И так до бесконечности. Холл почернел, отощал, словно медведь-шатун, каждый вечер и каждое утро возвращался в казарменный барак полуживой и избитый. Так прошел месяц, второй, прошло полгода, а может быть, и больше. Однажды на финише ежедневной двадцатикилометровой дистанции Холл с оторопью заметил, что не задыхается.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61