Второе — кто и как будет координировать нашу деятельность?
Забавно. Тогда, в обществе незнакомых людей, основательно сбитый с толку, он вдруг сорвался с места в карьер — в противовес своей растерянности, — но Овчинников воспринял это как должное.
— Координировать ваши действия буду я, и, между прочим, никакого другого начальства над вами не будет — думаю, это сэкономит нам массу времени. Что же касается тонкостей — доктора Брида, полагаю, волнуют те же проблемы, — то решение здесь будет такое: вас всех пятерых в скором времени ждет дальняя дорога — на стажировку в Институт Контакта.
— На какой срок? — спросил Брид.
— Не знаю, вам виднее, господа директора, вам нужно овладевать ремеслом, а потом еще и учить других. У меня есть принципиальное согласие лидера их контактных служб Эриха Скифа, а уж дальше дело за вами. Рассчитывайте примерно на год, а дальше готовьтесь держать ответ.
Овчинников подошел к старинному бюро и поворошил пачку бумаг.
— Первичные ориентации у нас две — Тиханский союз и Хасмонея, вероятнее всего, разговор начнется с ними. Вот тут у меня данные наблюдений за десять лет — увы, сие скудно, неполно и мало нам поможет, сплошь линейные характеристики — посмотрите. Но ничего, лиха беда начало, головы на плечах, есть у кого поучиться. Им там, по ту сторону Окна, начинать было легче — международный Инфор, Мировой совет, не было всех этих послевоенных границ — мы, конечно, на голом месте, но оснащенность у нас сейчас неплохая, и... на вас вся надежда, друзья мои.
В мотеле Холл поставил машину под навес, к середине ночи потеплело, редкие игольчатые снежинки сменил дождь, капли гулко барабанили по крыше, спать не хотелось. Холл вынес на крыльцо домика стул и курил, глядя в темноту, скупо украшенную далекими огоньками.
Да, Овчинников сгинул как мираж. Что же, все их контактные построения тоже были фантомом, созданным его воображением? Не химера ли вообще некий чистый, абстрактный контакт? Может быть, оппоненты справедливо пугали их лавиной детерминированных частностей, в которой им якобы суждено было захлебнуться? Может быть, да, может быть, и нет. Если бы Овчинникову дать еще год, если бы они успели полностью опробовать их построения... Что же, по крайней мере, он целый год со спокойной совестью смотрел в глаза Анне. Государственная деятельность тоже, оказывается, имеет свои преимущества.
Как бы то ни было, он покинул электрифицированную готику университетов, торги, архивы, симпозиумы и окунулся в новую для себя жизнь. Контактное хозяйство разрослось мгновенно, все было невиданно, интересно, и впервые в жизни Холл принимал решения в международном масштабе — он делал это с надлежащей естественностью, хотя и не без внутреннего холодка, и сам процесс, что греха таить, доставлял ему удовольствие.
После начального и довольно увлекательного периода теоретических и программных блужданий — максвелловские уровни, информационные площадки, экспресс-методики, скрининг-методики — дело пошло на лад весьма споро. Они успешно наработали две программы, провели обкатку в стимфальском ГВЦ, концы сходились с концами, и нищие книжные черви теории информации должны быть до гробовой доски благодарны этим экспериментам. Под началом у Холла по всему миру трудилось уже человек пятьдесят, не считая внештатных консультантов — вот, например, загадка: чем восприятие Рембрандта на шестом максвелловском уровне отличается от восприятия на восьмом?
Холл прикрыл глаза и прислонился затылком к стене. Стена была шероховатая и влажная. Надо все же поспать, завтра опять ехать целый день. Хорошо спать под дождь. Где теперь все эти люди? Что стало с теми программами? Если отбросить всякую суету, их работы были неплохи, вот, помнится, музыка и живопись 13-15 веков, уж такая там была кривая распределения... У Кромвеля есть какая-то комиссия по контактам, Пол Мэрфи, что приезжал к Холлу в Герат, как раз оттуда, но чем они там занимаются — бог весть.
Он постоянно был в разъездах — Стимфал, Институт, консультации с людьми Скифа, с экспертами; именно в ту пору Холл и познакомился со Звонарем — Гуго Сталбриджем, композитором и героем партизанской войны на Валентине. Сейчас он там президент и признанный лидер движения неприсоединения, даже, пишут, договорился с Леонидой, а ведь в шестидесятом они вместе подбирали резерв-блок для какой-то из музыкальных программ, вот как бывает. Тогда, проведенный дружеской рукой Звонаря за кулисы музыкального бизнеса, Холл был изумлен, и даже не столько тем, как глубоко проросла на этой ниве мафия, а тем, сколь широки и сложны международные связи преступных синдикатов — в том числе и со стимфальской администрацией. Воистину, по части соединения криминал всех стран намного обогнал пролетариат.
Домой, в Прагу, он стремился выбраться при любой возможности. Домой. Год с небольшим у него был дом. Возвращался обычно или через Эль-Хомру, или через Неваду, край родной — господи, ни разу не заехал к матери. Теперь почему-то кажется, что это всегда происходило зимней ночью, хотя бывало и лето, был и день, но память сохранила лишь морозную сухость пустыни, стыки бледных мозаичных плит под ногами и желтые цифры в черном небе — «23.46... 23.47» ; с космодрома он звонил в службу обеспечения, и в аэропорту его ждал киборг с машиной и заготовленным букетом темно-красных роз. Лифт поднимал его на их верхотуру, Анна открывала дверь... Чаще, правда, открывала ее мать, и цветы Холл вручал ей, попадались еще разные гости... Бог с ним. Неважно.
Однажды утром, зимой, кажется, в праздники, идти никуда не надо, он проснулся первым, неслышно встал и подошел к окну.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61