В облаке пыли, соплей и нецензурной брани два парикмахера пытались постричь Олега.
- Не пойду в лысые! - кричал князь.
- Да не в лысые, а в полубокс!
- Я покончу с собой! - заорал князь. - И с тобой! - он показал пальцем на одного из парикмахеров.
Тот подумал и сказал: - А, леший с ним. Помыли - и то слава богу. Вон с попа настригли, за двоих отчитаемся.
Они пшикнули в Олега пахучей жидкостью, повернулись и ушли, оставив князя в зале ожиданий. Через несколько минут к нему присоединился коротко подстриженный Спартак.
- Сидишь? - спросил Спартак.
- Сижу, - честно ответил Олег.
- Хватит сидеть, пойдем посмотрим, что на ринге делается.
Олег не знал, что такое ринг, но выбирать не приходилось.
Когда друзья подошли к Большому Рингу, здесь уже шло объявление пар.
- Это тебе не командные соревнования, - озабоченно сказал Спартак, Личный зачет, чтоб его... Сам за себя, лицом к лицу! Зато все честно, никаких подвохов. Справедливость! Люблю...
- Следующая пара, - объявил дикторский голос. - В красном углу ринга мастер спорта по айкидо, основатель школ Страуса, Зеленого пингвина и Спящей обезьяны в Пекине, Шанхае, Сеуле и Фергане, великий боец своего времени. В синем углу ринга мастер спорта по пулевой стрельбе.
В красному углу обреченно и вяло медитировал айкидист.
- Гляди, гляди... - Спартак толкнул Олега и тот увидел, как по ковровой дорожке к синему углу ринга ковыляет седой, но еще крепкий дедок в черном блестящем смокинге и со старинной берданкой на плече. - Ветеран соревнований! - шепнул Спартак Олегу. - Старый уже, руки трясутся, а скольких матерых волков уложил...
- Раз, два, три, четыре, пять, вышел зайчик погулять... - мурлыкал дед под нос детскую песенку, не спеша приближаясь к синему углу. Из кармана у него выглядывал конец очень толстой золотой цепи. Под ее немалым весом штаны у деда одним боком сползали.
- Что это у него? - удивился Олег.
- Цепь. Золотая, - с расстановкой и уважением произнес Спартак.
- А чего с собой таскает?
Спартак развел руками:
- Богатый...
- Ага! - Олег сдвинул брови и со значением добавил: - Патриций.
Забравшись в угол, дед снял берданку, посмотрел через ствол на айкидиста и любовно подышал на затвор.
- Слышь, дед, - забормотал айкидист, - ты мне в ногу стрельни, а я тебе потом ящик шампанского выставлю.
Старик сочувственно улыбнулся. - У мене, сынок, твое шампанское в писсуаре в сливном бачке содержится. И в аквариуме. Для рыбок. Только дохнут они. Каждый день меняю. Вот ведь рыба безмозглая - а жаль божью тварь, - дед заметно погрустнел. - Как глаза повылупливают - так у мене на душе и засвербит.
Тут же на ринге суетился фоторепортер. Он сфотографировал айкидиста и уже готовую фотографию подарил деду на память.
- Спасибо, - поблагодарил дед. - Подскочи, сынок, сегодня вечерком ко мне домой. С ведерком. Я тебе за труды маненько рыбки из аквариума отгружу.
Фотограф исчез. Прозвучал артиллерийский залп трехсекундной готовности, дед вскинул берданку, прицелился и с ударом гонга нажал на спусковой крючок. Айкидист упал. А дед, широко раскрыв рот и выпучив глаза, разглядывал свое ружье. Оно не выстрелило. Впервые за двадцать лет испытанная берданка дала осечку. В это время неубитый айкидист пришел в себя. С демоническим смехом он принялся скакать в своем углу, временами от радости теряя сознание. Вдруг он замер в неестественной позе и пристально посмотрел на деда.
- Шампанское в бачке, говоришь? На память, говоришь? - Он жестом подозвал фоторепортера. - Вот этого пня старого в анфас, профиль и со спины. - Он направился к деду. - И побыстрее!
Народ вокруг обрадовался, зашумел.
- Гаси, гаси его, старого!
- Убей изверга!
- Экспроприация экспроприаторов! - крикнул Спартак.
- Это ты чего? - спросил Олег.
- А это он его сейчас убьет, а цепь себе заберет.
Зал находился в предвкушении справедливости.
Но что-то было явно не так. Изуверы-зрители начали переглядываться, постепенно замолкать, и в наступившей тишине вдруг раздался жалобный стон. Дед сидел в своем углу ринга, раскачивался из стороны в сторону и заводил какую-то невероятно грустную, прощальную мелодию. Еле слышная вначале, она набирала силу.
Ой ты гой-еси, мухобой-трава,
Разрослася ты, нету моченьки,
А срубить тебя нету молодца,
Нету молодца в чистом полюшке,
Увела его тяжкая долюшка.
Дева плачет по нему, убивается,
Дева писаная раскрасавица,
Третья ночь уже как не спит она.
Ой ты гой-еси, мухобой-трава.
Что не спится тебе, красна девица?
Аль забота изъела душеньку?
Али думаешь думу черную?
Али стон из-за моря слышится?
Али съела чего-нибудь не то?
Говорит она таковы слова:
"Оттого я сижу и кручинюся,
Что нашло на меня горе-горюшко.
Извела я того добра молодца,
Нету больше его в чистом полюшке.
Я его, змея подколодная,
Продала на чужие игрища,
И пришли за ним чуды-юдища,
Чуды-юдища очень страшные,
И забрали его от меня совсем.
Где же я теперь, горемычная,
Отыщу еще добра молодца,
Чтоб послать его вновь на игрища,
Как о том мне заявка прислана
На двенадцать штук добрых молодцов?"
Ой ты гой-еси, мухобой-трава,
Разрослася ты, нету моченьки,
Не гуляет никто в чистом полюшке,
Увела их всех тяжкая долюшка...
Последние звуки древней былины потонули в слезах. Слезы были горькие, соленые и искренние.
- Хороша былина, - крякнул Олег, вытирая глаза.
- Хороша, - подхватил Спартак. - Вот в который раз ее слышу, а все плачу. И ведь не я один - все плачут.
- А... а где дед? - открыв рот от удивления, спросил Олег и показал на ринг.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10