Если Палатон попал в лавину, он неминуемо погиб под ее тяжестью. Йорана повернулась к встречающим:
– Кто пойдет со мной?
Молчание сменилось неясными восклицаниями и уклончивыми взглядами. Руфин оглядела чоя.
– Ни одного добровольца.
Чоя с круглыми глазками, которые почти скрывались в глубоких морщинах, резко перебила:
– Мы не предлагали ему подняться туда. Если бы он сказал хоть кому-нибудь, что собирается делать, мы отговорили бы его. Первый подтаявший снег очень опасен. Он сделал явную глупость.
– Но откуда вы знаете, где он?
Чоя густо покраснела.
– Его видели поднимающимся по тропе, проложенной горными козами.
– И никто не остановил его. Понятно.
Ни один вездеход не выдержал бы порывистого ветра и быстро изменяющихся температур в долине и в горах. Придется идти пешком. Йорана взяла из чьих-то рук веревку, обмотала ее вокруг пояса и попросила Руфин:
– Придержи меня.
– Ты знаешь, что надо делать? Охранять безопасность дворца и карабкаться в горы – разные вещи. Нет, она ничего не представляла, но делать хоть что-то было лучше, чем просто ждать, и Руфин тоже это понимала. Йора на усмехнулась, и стоящий рядом чоя отвернулся, смущенно закашлявшись. Кто-то поставил рядом снегоступы, и Йорана надела их. К тому времени, как они достигли Мерлона, она вполне освоилась с ними.
Она не ожидала, что кто-нибудь проводит их к развалинам, и, действительно, никто не вызвался помочь. Только один чоя побрел за ними – похожий на паука сутулый старец, который выглядел так, как будто любой порыв ветра мог повалить его. Он шел рядом, пока дорога не стала круче, а потом остановился и прикоснулся к руке Йораны.
– Найди его, – произнес он, затем съежился под плащом и поспешил прочь, скрывшись вдалеке с неожиданной быстротой.
– Ну вот, мы остались одни, – заметила Руфин.
Йорана запрокинула голову, глядя на горный склон.
– Что ты предлагаешь?
– На твоем месте я не стала бы спотыкаться и падать.
Невесело смеясь, Йорана поправила ремешки снегоступов, выпрямилась и вновь оглядела горы. Она еще не видела обвалов, но заметив, как заполнились все расщелины, как изменились их контуры, поняла, что лавина была огромной. Йорана испустила отчаянный вздох. Поход в горы казался ей почти бесполезным.
Но кто-то – кажется, чоя с морщинистым лицом – говорила, что Палатон последовал по тропе, проложенной горными козами. Йорана знала таких животных – она часто наблюдала за ними в детстве у реки Данби. Они умели подниматься по крутым склонам, но никогда не двигались прямо, а прыгали с камня на камень, выбирая легкий путь. Йорана коротко помолилась и побрела вперед, таща за собой веревку и взбираясь на склон так, как сделали бы это горные козы.
Палатон проснулся, дрожа от холода. Только что ему снилась болотная дымящаяся вода, мох, длинные лианы, мешающие двигаться вперед, необходимость спастись… он не представлял, откуда появился этот сон. Его сила взывала к нему, как мог только душевный огонь, но он, потрясенный недавним открытием, отверг ее. Заставил себя забыть обо всем. Он не станет сыном своего отца, неважно, какими бы ни были планы поверженного Огненного дома.
Вслед за сном о бахдаре ему снился чей-то отчаянный призыв – Палатон видел только смутную тень и тоже поспешил отказаться от нее. Лихорадка, подумал он, проснувшись. Всего лишь болезненные сны, вызванные усталостью и страхом.
Зубы постукивали, пока он с силой не стиснул их. Сбросив одеяло, он тут же вновь закутался в него, чтобы согреться. Он должен работать, отгребать снег до тех пор, пока не погибнет от усталости или не высвободится. Он страшно замерз, потерял много сил. Он не мог позволить себе вновь заснуть.
Оранжевый отблеск светильника стал еще слабее. Разыскав спинку стула, Палатон вновь принялся копать. Через несколько минут его мышцы протестующе заныли, суставы пронзила боль, грудь сжалась, а рот пересох так, будто был наполнен песком. Палатон упрямо сжал челюсти. Он не мог позволить себе умереть здесь, хотя, вероятно, это было бы просто. Его бахдар оказался у Рэнда, который даже не представлял его ужасных способностей. Это было его бремя, и Палатон понимал, что ответ за него несет только он сам. Нельзя позволить горам снять с него эту ответственность.
Он не переставал копать до тех пор, пока все его тело не заледенело, кроме сердца, возмущенно колотящегося в груди. Внезапно снег изменился, стал сухим, рассыпчатым, невыразимо холодным. Палатон понял это, только оказавшись ближе к поверхности, которая уже застывала с приближением ночи. Сознание того, что спасение близко, а также предчувствие, что он лишится этого спасения, если прекратит работу, подхлестнули его.
Он съел несколько пригоршней снега в попытке приглушить жажду, а затем возобновил атаку. Он набрасывался на снеговую стену, напрягая все силы, и внезапно его голова и плечи оказались на открытом воздухе.
Последний яркий отблеск солнца над горным хребтом ударил ему в глаза, ослепил и исчез, оставив длинные, синие тени на снегу. На миг он понял, почему отец любил рисовать именно здесь и что он должен был чувствовать. Эта связь с отцом, которого он никогда не видел и вряд ли увидит, потрясла его. Палатон стоял, окруженный снегом, пока дрожь не заставила его очнуться. Он оглянулся на пещеру. Светильник угасал, янтарно мерцая вдалеке.
– Ты прав, – произнес Палатон, и хриплые, приглушенные голоса удивили его. – Двигаться надо только вперед, – он глубоко вздохнул и направился по склону.
Предшествующие усилия измучили его, лишили равновесия. Он вынужден был остановиться от жгучего воздуха в легких, прижавшись к дереву, почти занесенному снегом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100