Они вызвали его к себе гораздо раньше, чем он рассчитывал. Гузул посмотрел в зеркало и еще раз поменял положение лицевых пластин: когда он войдет к ним, он будет выглядеть уверенно. Парочка траков, оказавшихся рядом с ним, явно оскорбилась вызывающим видом его маски и сердито загремела своими телами, задрав щупальца. Он не обращал на них никакого внимания. Пусть себе гремят, сколько им влезет, – проклятые консерваторы! Они первыми поднимают шум и последними действуют. Похоже, они считают своей главной обязанностью – поднимать тревогу по любому поводу. Остальные траки, видимо, ожидали его разъяснений.
– Продолжайте, генерал. Мы обдумали вашу речь и решили, что это совсем не бред сумасшедшего. Мы взвесили все и нашли, что она достойна внимания.
Гузул гордо расправил плечи: он прекрасно понимал, что сейчас им будут любоваться: он являл собой прекрасный образчик тракианской военной породы. Генерал осмотрел собравшихся.
– Мне больше нечего сказать, – прохрипел он. – Я уже высказал все. А теперь – вы или оставляете меня командующим, или отдаете под трибунал. Я требую немедленных решений. Времени для колебаний нет.
Снова поднялся гвалт.
– Вы предлагаете, чтобы мы оказались в пределах досягаемости врага? Ведь так и получится, если мы поведем наступление в соответствии с вашими планами.
– Да. Это единственный способ заманить командира Шторма. Риск огромен, но и выгода значительна. Мы должны уничтожить его. Я должен напомнить вам, что если мы будем атаковать Доминион по краям, мы сможем действовать по принципу: ударил – отбежал. Но при этом мы сами окажемся в пределах досягаемости ат-фарела. А этот древний враг снова предстал перед нами.
Портос, посол, отозванный с Триады, открыл свою маску и потом опять плотно закрыл ее. Этим он явно выразил свою бесконечную ярость. Все внимание с генерала Гузула перешло на него. Если Гузул был прекрасным образчиком военной породы, то Портос был столь же прекрасным образцом породы дипломатической. Он щелкнул нижней челюстью с такой яростной силой, что эхо прокатилось по залу.
– Я предлагаю проголосовать за план Гузула, – сказал он. – Я выступаю за него, так как знаю, что если этот план провалится, Гузул за все заплатит.
Гузул напряженно слушал эту речь, Он пытался не выдать своей отчаянной ярости и не разрушить невольным движением пластин маску сурового военного лидера. Но это было трудно. Очень трудно. Впрочем, чуть-чуть попозже он сможет хорошо обдумать, как ему раздавить этого чертова рыцаря Доминиона.

* * *

Самовар уже остыл. Печенье убрали со стола. Зеленые глаза императора не мигая смотрели на него. Калин поставил чашку.
– Животное, растение, минерал, друг или враг? Император с удивлением откинулся назад:
– Что-что?
– Игра, в которую мы сегодня играем, мой друг.
Пепис наконец-таки понял шутку и от души рассмеялся:
– Ни то, ни другое, – сказал он. – Мы здесь собрались для того, чтобы переговорить с вами перед отстранением вас от должности посла.
– А разве я сам уже не отстранился от этой должности? – с удивлением спросил Калин.
– И тем не менее я обязан выполнить некоторые формальности. – Пепис наблюдал за Калином. Тот поднялся и подошел к окну.
За окном был поистине редкий пейзаж: дикая природа бушевала над мальтенскими холмами. Калин вспоминал Битию. Он повернулся:
– Вы оказали мне плохую услугу, Пепис.
Император кивнул:
– Да. И себе тоже.
– Вы загнали меня туда вместе с несколькими сотнями военных – уокеров. Те вызвались ехать для того, чтобы защищать нас и наши находки. Но это позволило вам послать рыцарей, чтобы они, в свою очередь, следили за мной. Но ожидали ли вы, что все мои люди будут перебиты, а от ваших останется жалкая половина?
– Нет, – коротко сказал император. – Я давно знал, что траки играют там в смертельные игры. Я не предполагал только, что битийцы находятся на грани священной войны.
– Теперь они уже не на грани. Войны пронеслись как ураган по моим рядам.
Калин вздохнул. Он сунул руки в карманы и облокотился о подоконник.
– Я хорошо знаю тебя, Пепис. Конечно, мне следовало все предусмотреть.
– Ничего хорошего из воинствующего уокера не выходит, Калин. Мы их раньше пропалывали. А на этот раз я спас тебя от этой работы.
– Воинствующие они или нет, а у них тоже была душа. Иногда я думаю, что как раз этого ты никогда и не учитываешь.
Пепис промолчал. Наконец он посмотрел на своего друга и улыбнулся:
– Очень мало людей позволяют себе так разговаривать со мной, как это делаешь ты.
Калин не обратил внимания на это предупреждение.
– Очень мало людей способно так напугать тебя, – ответил он.
Калин поднялся и вынул руки из карманов. Он преобразился мгновенно: благодушие куда-то исчезло, а вместо него император увидел необычайную твердость и ничем не нарушаемое чувство собственного достоинства. Пепис широко раскрыл глаза: что за перемена? Потом выпрямился и коротко сказал:
– Мне нужен Динаро.
– Зачем? Он остался почти один из той горстки, которую тебе не удалось смести.
– Отдай мне его, – властно сказал Пепис.
– Нет.
– В таком случае, я его арестую за измену.
– Тебе не удастся доказать его измены.
– Может быть. Но мне удастся занять твое время и внимание. Я все равно заполучу его.
Калин почувствовал, как морщинки у его глаз задрожали.
– Что за игру вы затеяли, император?
– Игра императора – всегда королевская игра, милый Калин. Динаро опасен как для тебя, так и для меня. Сдай его, и мы с ним покончим.
Калин задумался. Тень от окна успела на несколько миллиметров подвинуться влево, и только тогда он ответил:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56