Этого парня звали Пепис, и у него были хорошие умственные способности. И хотя потом Пепис поступил в военную школу, у них с Калином сложились хорошие отношения – в их основе лежало уважение друг к другу.
А самым приятным из всех воспоминаний было воспоминание о маленькой комнатке в подвале. Ему повезло тогда. Ему досталась комнатка с целой стеной из окон. Окна находились под самым потолком и выходили на лужайку, заросшую травой. На стекло очень часто попадала грязь, но зато он мог видеть, как ярко-зеленые побеги травы вытягивают вверх свои усики. Иногда к нему в комнатку заглядывала маленькая черно-белая собачонка декана – она тыкалась носом в стекло и изо всех сил лаяла, будто принимала его за крысу, спрятавшуюся в подземелье.
Он старался как можно реже вспоминать про эти окна – но их образ поддерживал его в самые трудные годы – в то время он открыл для себя, что люди похожи на семена – если их осенит стремление к истине, они будут расти и цвести. Он помнил об этом и в течение всей своей жизни пытался зажечь божью искру в народных сердцах.
В конце пути его самого ждала неудача. Ему не удалось многое сделать и многое завершить. Но он знал, что его мелкие желания Бог исполняет всегда, и сейчас вот зачем-то вспоминал об окнах своей юности.
Ат-фарелы опять звали его к себе. Этот зов был болезнен и силен, и, к сожалению, он понадобился им как раз в тот момент, когда понял, в чем была главная ошибка его жизни. Кажется, он ошибался, когда утверждал, что Бог воплощался и в других мирах. Ошибался в одном, а потому у него не получалось и другое. Он не смог сделать так, чтобы человечество, потянувшееся к Богу, жило и развивалось в полном достатке.
Когда ат-фарелы тянули его назад, к себе, через его память вихрем проносились разные воспоминания о тех мирах, в которых ему довелось побывать. Там сорная трава прорывалась сквозь узкие щели в бетоне и цветы умудрялись расти прямо на железных крышах домов.
– Как странно... – подумал он. – Как странно и неестественно выглядят эти вещи!
А потом он подумал, что каждое семя несет в себе божью искру, а значит, пусть будет то, что будет! Эта мысль появилась из самой его сущности, и он сокрушенно подумал:
– Почему же я смог понять это только тогда, когда стал умирать? – но смерти не наступило, вместо смерти к нему вернулось сознание.
Теперь, когда он понял то, что должен был понять много лет назад, ему необходимо было жить. Наконец-таки он нашел то связующее звено, которое создал сам задолго до того, как попал в плен. У него был сигнальный столб, и этот сигнальный столб должен был вывести его к истине.

* * *

Боуги услышал призыв. Он знал, что рано или поздно это произойдет, но все-таки сильно заволновался. Призыв был силен – он ударил в самую суть его существа, как ударяет молния в одиноко стоящее дерево. Его плоть затрепетала, клетки запульсировали, маленькие ворсинки вытянулись вперед. И все же, несмотря на всю силу полученного им сигнала, Боуги знал, что отвечать на него он не станет.
Нет, нет, он не мог этого сделать! Хороший человек, его друг, попал в пучину непонятного, непознанного и страшного. Нет, Боуги никому не позволит затянуть себя в эту бездну, потому что... потому что он боится найти в ней самого себя.
Он думал об этом давно – ведь его всегда интересовала его собственная природа. Он не был воинственным рыцарем, хотя в чем-то и походил на него, не был он ни траком, ни милосцем. Он не мог признать своих предков ни в одном из тех гуманоидов, которые населяли миры Доминиона. Только ат-фарелы вызывали у него чувство родства. Но ат-фарелы были врагами... А потом, если он и был одним из ат-фарелов, то долгое общение с Джеком до того изменило его суть, что вряд ли эти жестокие и горделивые ящеры могли признать его за своего. Существа, подобного ему, не было во всей вселенной...
Интересно, а уничтожил ли бы его Джек Шторм, если бы он узнал, что Боуги – враг? Ведь они с Джеком были солдатами, а солдаты убивали своих врагов...
Нет, нет, Боуги не хотел проигрывать! Он хотел жить! Он хотел найти для своей души настоящее тело – ведь она и так была бездомной достаточно долго! Он хотел видеть себя точно так же, как он видел Элибер и Джека. И вот теперь он слышал долгожданный призыв и отказывался принимать его...
Элибер скосила глаза на бронекостюм.
– Боуги ведет себя странно, – сказала она. – Я замечаю, что он уже несколько дней сам не свой! Знаешь, иногда мне кажется, что если бы Динаро узнал, что ответ заключен в Боуги, он стер бы его в порошок.
– Скорее всего, это так. – Джек отложил в сторону компьютерную распечатку, которой занимался. – Ты знаешь, ат-фарелы действительно появляются из ниоткуда и исчезают в никуда.
– И что это означает? – с интересом спросила Элибер.
– Это значит, что их высокоразвитая технология позволяет им почти мгновенно перемещаться во времени и пространстве. Сейчас они здесь, а через минуту – уже на другом конце вселенной.
Элибер придвинулась к Джеку. Она выспалась и сейчас выглядела намного лучше, чем все предыдущие дни. Она уже успела заварить отвар из тех трав, которые считались здесь заменой чая. Конечно, это была очень плохая замена, но все же отвар был горячим и от него пахло сладким дымом.
– Тогда неудивительно, что их никто не может победить, – задумчиво пробормотала она.
– Да. – Шторм вздохнул. – Единственное, что мы можем сделать, – так это выстроить оборонительную линию и надеяться, что время от времени ат-фарелы будут пролетать мимо, не заглядывая в наши владения. Правда, я по-прежнему не уверен в том, что нам нужно с ними воевать. Элибер, они знают условия чистой войны .
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68