По поводу этой конечной цели среди нас существовали разногласия. Диссидентов возглавляла Кари Маршан. Да и в Ново-Йорке многие считали, что от больших городов больше вреда, чем пользы; что именно в мегаполисах люди начинают страдать тяжкими душевными расстройствами, которые впоследствии приводят к войне. Довольно странная точка зрения, особенно когда ее высказывает человек, родившийся и выросший внутри гипертрофированной консервной банки. Вдобавок Кари никогда не видела Нью-Йорк, Лондон, Париж и Токио такими, какими они были до войны. Думая об этом, я вдруг поняла, что людей, просто побывавших хоть в каком-нибудь заштатном земном городишке, не говоря уже обо всех главных мегаполисах, в Ново-Йорке можно по пальцам пересчитать. Казалось бы, я должна была ощущать свою уникальность... А ощущала одиночество. Но надо признать: опыт, имевшийся у меня за плечами, делал мой авторитет почти непререкаемым. Кари приводила факты, выдвигала серьезные возражения, но моя точка зрения возобладала.
Если ты – большой начальник, это сильно упрощает для тебя процесс дебатов.
Начальную стадию рекрутирования новобранцев следовало проводить очень избирательно. Мы изготовили штук двести листовок, где говорилось, кто мы такие и как с нами можно вступить в контакт, а затем разложили эти листовки на самых видных местах в книжных магазинах и библиотеках. Точное место расположения фермы не указывалось, но мы написали, что будем подбирать желающих в каждый погожий полдень вблизи станции метро «Оссайн».
Мы распределили листовки на площади в не сколько сот квадратных километров и стали ждать В течение первой недели казалось, что это – мартышкин труд. Ближе к полудню либо я, либо Фридман ежедневно отгоняли школьный аэробус на несколько километров в глубь острова затем описывали дугу к югу, после чего, по возможности незаметно, добирались до станции «Оссайн». На пятый день, вскоре после нашего приземления, из зарослей позади станции, спасли во озираясь, вылезли три первых добровольца.
Потом мы подбирали их по два-три человека ежедневно, в течение одиннадцати дней. Шестнадцатого марта, точнехонько в восьмую годовщину войны, мы, как говорится, за что боролись, на то и напоролись. В эту ночь один из новичков неожиданно исчез. Но к утру он вернулся.
Он вернулся за час до рассвета и привел с собой больше двадцати своих, вооруженных до зубов приятелей. Я проснулась от грохота выстрелов, за какое-то мгновение до того, как в моей комнате взвыла сирена. В эту ночь дежурили Гарри Фолкер и Альберт Лонг; кто-то из них перед смертью успел врубить сигнал тревоги. Нападающие хлынули внутрь здания через обе двери, стреляя во все стороны.
К счастью, они, по-видимому, не знали, где находится арсенал. Только поэтому кровавая бойня не стала односторонней. Фридману удалось сдерживать их огнем из лазера до тех пор, пока все наши не успели вооружиться. После этого разгорелся страшный встречный бой; бедные дети с упоением стреляли друг в друга... А над всем этим кошмаром постепенно разгоралась равнодушная золотая заря.
Мы вместе с Сэмом беспомощно наблюдали за происходящим из окна моего коттеджа. Ни один из нас не оказался столь безрассудным, чтобы попробовать пересечь под перекрестным огнем открытое пространство в попытке добраться до арсенала. Подперев шкафом входную дверь, ми стояли и смотрели, словно завороженные, как на наших глазах на Земле разыгрывается очередная война.
Все утро мы провели, подбирая и сжигая трупы и отдельные куски тел. Нападавшие погибли почти все. Двадцать три покойника с их стороны, одиннадцать – с нашей: восемь ребятишек двое дежурных и Сара О’Брайен.
Тело Сары, а точнее – то, что от него осталось, мы обнаружили самым последним. Наверное, так было даже лучше, поскольку к этому моменту мы уже совершенно отупели; наступила атрофия чувств. Нас привлекло неистовое, жадное жужжание мух за кустами. Там мы и нашли ее тело, больше походившее на беспорядочно сваленную груду сырого мяса. Они отрубили ей груди, руки, ноги, голову, разрубили ребра, распороли живот и вывернули наружу все внутренности, включая матку и сердце. Это жуткое зрелище было просто нереальным; больше всего оно напоминало монтаж, который мог бы сделать какой-нибудь мерзкий, вконец испорченный ребенок, пройдясь ножницами по анатомическому атласу.
Именно в этот момент в моей душе навсегда поселилось чувство вины. Сара была таким милым, таким приятным человеком. Она любила детей всепоглощающей, самоотверженной любовью. Она была нашим лучшим учителем для самых маленьких, поскольку те не могли не ответить любовью на такую любовь и были готовы пойти на что угодно, лишь бы не доставлять Саре лишних хлопот и огорчений. В Ново-Йорке у нее остались три дочери и сын. Что я смогу сказать им? Дескать, я выбрала вашу мать на роль запасного пилота, так как компьютерный профиль подтвердил очевидное: да, эта женщина великолепно понимает детей. И мне, дескать, очень жаль, что эти самые дети превратили вашу мать в кровавое месиво.
В следующий раз, перво-наперво, надо будет ставить настоящее ограждение.
Почему-то возиться с телами погибших детей было тем больней, чем меньше на них имелось очевидных повреждений. А тяжелее всего было смотреть на тех, кто попал под луч лазера. Маленькое обугленное пятнышко на одежде, и все. Если б не ноги, они выглядели бы спящими.
У мертвецов всегда как-то неестественно вывернуты ноги.

Глава 6

Кровавая бойня. Никто меня в ней не винил. Но я себе места не находила: ведь я просто обязана была ожидать худшего и заранее рассмотреть вопрос обороны.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89