Александр Николаевич Островский
На всякого мудреца довольно простоты

Александр Николаевич Островский

На всякого мудреца довольно простоты
(Комедия в пяти действиях)

Действие первое

Лица

Егор Дмитрич Глумов , молодой человек.
Глафира Климовна Глумова , его мать.
Нил Федосеич Мамаев , богатый барин, дальний родственник Глумова.
Егор Васильич Курчаев , гусар.
Голутвин , человек, не имеющий занятий.
Манефа , женщина, занимающаяся гаданьем и предсказаньем.
Человек Мамаева.

Чистая, хорошо меблированная комната, письменный стол, зеркало; одна дверь во внутренние комнаты, на правой стороне другая – входная.

Явление первое

Глумов и Глафира Климовна за сценой.

Глумов (за сценой) . Вот еще! Очень нужно! Идти напролом, да и кончено дело. (Выходя из боковой двери.) Делайте, что вам говорят, и не рассуждайте!
Глумова (выходя из боковой двери) . Зачем ты заставляешь меня писать эти письма! Право, мне тяжело.
Глумов . Пишите, пишите!
Глумова . Да что толку? Ведь за тебя не отдадут. У Турусиной тысяч двести приданого, родство, знакомство, она княжеская невеста или генеральская. И за Курчаева не отдадут; за что я взвожу на него, на бедного, разные клеветы и небывальщины!
Глумов . Кого вам больше жаль: меня или гусара Курчаева? На что ему деньги? Он все равно их в карты проиграет. А еще хнычете: я тебя носила под сердцем.
Глумова . Да если бы польза была!
Глумов . Уж это мое дело.
Глумова . Имеешь ли ты хоть какую-нибудь надежду?
Глумов . Имею. Маменька, вы знаете меня: я умен, зол и завистлив, весь в вас. Что я делал до сих пор? Я только злился и писал эпиграммы на всю Москву, а сам баклуши бил. Нет, довольно. Над глупыми людьми не надо смеяться, надо уметь пользоваться их слабостями. Конечно, здесь карьеры не составишь – карьеру составляют и дело делают в Петербурге, а здесь только говорят. Но и здесь можно добиться теплого места и богатой невесты – с меня и довольно. Чем в люди выходят? Не все делами, чаще разговором. Мы в Москве любим поговорить. И чтоб в этой обширной говорильне я не имел успеха! Не может быть! Я сумею подделаться и к тузам и найду себе покровительство, вот вы увидите. Глупо их раздражать – им надо льстить грубо, беспардонно. Вот и весь секрет успеха. Я начну с неважных лиц, с кружка Турусиной, выжму из него все, что нужно, а потом заберусь и повыше. Подите, пишите! Мы еще с вами потолкуем.
Глумова . Помоги тебе бог! (Уходит.)
Глумов (садится к столу) . Эпиграммы в сторону! Этот род поэзии, кроме вреда, ничего не приносит автору. Примемся за панегирики. (Вынимает из кармана тетрадь.) Всю желчь, которая будет накипать в душе, я буду сбывать в этот дневник, а на устах останется только мед. Один, в ночной тиши, я буду вести летопись людской пошлости. Эта рукопись не предназначается для публики, я один буду и автором и читателем. Разве со временем, когда укреплюсь на прочном фундаменте, сделаю из нее извлечение.

Входят Курчаев и Голутвин ; Глумов встает и прячет тетрадь в карман.

Явление второе

Глумов , Курчаев и Голутвин .

Курчаев . Bonjour!
Глумов . Очень рад; чему обязан?
Курчаев (садясь к столу на место Глумова) . Мы за делом. (Указывает на Голутвина.) Вот, рекомендую.
Глумов . Да я его знаю давно. Что вы его рекомендуете?
Голутвин . Тон мне ваш что-то не нравится. Да-с.
Глумов . Это как вам угодно. Вы, верно, господа, порядочно позавтракали?
Курчаев . Малым делом. (Берет карандаш и бумагу и чертит что-то.)
Глумов . То-то, оно и видно. У меня, господа, времени свободного немного. В чем дело? (Садится, Голутвин тоже.)
Курчаев . Нет ли у вас стихов?
Глумов . Каких стихов? Вы, верно, не туда зашли.
Голутвин . Нет, туда.
Глумов (Курчаеву) . Не марайте, пожалуйста, бумагу!
Курчаев . Нам эпиграмм нужно. Я знаю, что у вас есть.
Глумов . Никаких нет.
Курчаев . Ну, полно вам! Все знают.У вас на весь город написаны. Вон он хочет сотрудником быть в юмористических газетах.
Глумов (Голутвину) . Вот как! Вы писали прежде?
Голутвин . Писал.
Глумов . Что?
Голутвин . Все: романы, повести, драмы, комедии.
Глумов . Ну, и что же?
Голутвин . Ну, и не печатают нигде, ни за что; сколько ни просил, и даром не хотят. Хочу за скандальчики приняться.
Глумов . Опять не напечатают.
Голутвин . Попытаюсь.
Глумов . Да ведь опасно.
Голутвин . Опасно? А что, прибьют?
Глумов . Пожалуй.
Голутвин . Да говорят, что в других местах бьют, а у нас что-то не слыхать.
Глумов . Так пишите!
Голутвин . С кого мне писать-то, я никого не знаю.
Курчаев . У вас, говорят, дневник какой-то есть, где вы всех по косточке разобрали.
Голутвин . Ну, вот и давайте, давайте его сюда!
Глумов . Ну да, как же не дать!
Голутвин . А уж мы бы их распечатали.
Глумов . И дневника никакого у меня нет.
Курчаев . Разговаривайте! Видели его у вас.
Голутвин . Ишь как прикидывается; а тоже ведь наш брат, Исакий.
Глумов . Не брат я вам, и не Исакий.
Голутвин . А какие бы мы деньги за него взяли…
Курчаев . Да, в самом деле, ему деньги нужны. «Будет, говорит, на чужой счет пить; трудиться хочу». Это он называет трудиться. Скажите пожалуйста!
Глумов . Слышу, слышу.
Голутвин . Материалов нет.
Курчаев . Вон, видите, у него материалов нет. Дайте ему материал, пусть его трудится.
Глумов (вставая) . Да не марайте же бумагу!
Курчаев . Ну, вот еще, что за важность!
Глумов . Каких-то петухов тут рисуете.
Курчаев . Ошибаетесь. Это не петух, а мой уважаемый дядюшка, Нил Федосеич Мамаев. Вот (дорисовывает) , и похоже, и хохол похож.
Голутвин .
1 2 3 4