Практически неопознаваемые на вид овощи оказались еще жестче тарелки, на которой они прибыли. Тусона потыкала вилкой куски цыпленка. Ей и прежде доводилось едать тушеную курятину с костями, но вот клюв ей попался впервые.В этот самый момент послышался громкий лязг, паром слегка накренился и начал выходить из стен дока на открытую воду. Впереди дряхлого судна цепь, соединявшая его с дальним берегом, сантиметр за мокрым сантиметром поднималась из свинцовой воды и исчезала во внутренностях парома, снова появляясь из его задней части, чтобы опять плюхнуться в воду подобно длинной и ржавой колбаске дерьма. Медленно, в тяжких муках старый корабль волокся через реку, точно пойманная муха по паутине, и Тусона откинулась на спинку стула, позволяя слабому ветерку обдувать ее лицо. Устремив взор на далекие Лазурные горы, она думала о Ронане.Боги! Она надеялась, что он еще жив. Даже если для этого ему пришлось отдать свое тело этой жирной колдунье. Пусть он лучше будет жив, потому что если он ушел, бросил ее и умер, то пусть ее клятами обложат, но тогда она точно его убьет!Они провели вместе только несколько дней и всего две ночи. Тусона принялась вспоминать вторую ночь, как раз перед тем, как Ронан схлестнулся с Некросом. Они сидели под звездами у костра в какой-то пустоши вместе с Тарлом и Котиком и разговаривали, шутили и смеялись. Вся ее взрослая жизнь была одним длинным потоком бесконечной ответственности, и она едва ли не впервые узнала такую простую дружбу, такое веселье. Теперь, сидя напротив жирного и докучного торгового агента с несъедобной пищей, стынущей перед ней на тарелке, и стаканом белого вина, такого сладкого и липкого, что его, наверное, ложкой из бутылки вычерпывали, Тусоне отчаянно хотелось вновь пережить те славные мгновения. Ей страстно хотелось сидеть возле какого-нибудь бара у моря с кувшином славного вина и пищей, которую можно есть, пока Тарл рассказывал бы одну из своих крайне сомнительных историй, а Котик вставлял колкие замечания. Она хотела, чтобы Ронан сидел рядом с ней, чтобы их руки соприкасались. Больше всего ей хотелось снова смотреть на своего мужчину, водить ладонями по его коже, вдыхать и вкушать его… А она даже не знала, жив он еще или нет…Тут Арви помедлил в середине одного из самых своих любимых анекдотов про колеса для телег.– Послушайте, – сказал он, слегка озабоченный, – вы не хотите стульями поменяться? А то от дыма из этой кухонной трубы ваши глаза что-то совсем влажные… * * * Пленник недвижно лежал на соломенном тюфяке спиной к холодной каменной стене небольшой камеры. Двигались только его глаза, пока он прослеживал изгибы сводчатого кирпичного потолка. Ни лучика света не проникало сквозь тяжелую деревянную дверь или заложенное кирпичами окно, ни один факел не пылал в ржавеющих стенных креплениях, и все же камеру осеняло зловещее свечение, которое словно бы исходило от стен.В камере царили сырость и холод, но пленник был счастлив. Так было лучше. Так было гораздо лучше. Он никак не мог припомнить, кто он такой или почему он здесь, но он точно знал, что быть в этой каменной клетке до клята лучше. Про последние недели он тоже особенно много не помнил, но кое-что все же задержалось. Повсюду розовые драпировки из миткаля и громадные пухлые подушки, покрытые розовым сатином. Да и вообще – теперь, когда он об этом думал, все там казалось ему розовым. Простыни и меха на просторной кровати, невообразимо глубокие ковры и даже маленький блямбль, которого та женщина всюду с собой таскала. Все розовое.И та женщина! Подумав о ней, пленник вздрогнул. Она кормила его отборными лакомствами, пока они лежали в мехах, наливала ему игристое вино в немыслимо тонкие хрустальные бокалы и водила ладонями по всему его телу. Но все это было без толку – все-все. Это было не то, чего он хотел. Он не знал, почему, но она была не та женщина. И она не на шутку озлилась, когда он не откликнулся, не захотел ее знать. Но она была бледнокожая и чувственная, с жесткими карими глазами и ливнями рыжеватых волос, а у него перед глазами стояло видение воительницы с мечом в руке, ее стройная, почти мальчишеская фигурка, кожа, загоревшая чуть ли не до того же цвета, что и ее кожаный воинский наряд, темно-каштановые волосы, коротко подстриженные на эльфийский манер, и пара зеленых глаз, таких глубоких, что в них запросто можно было утонуть…Пленник вздохнул, и глаза его затуманились, когда его мысли обратились к нему самому. Он не мог понять, почему он едва способен двигаться, почему его ноги кажутся такими тяжелыми, почему его мозг продолжает так барахлить. Впрочем, на самом деле это не имело значения. * * * Шикара еще несколько секунд понаблюдала через глазок в двери, а затем, плотно прикрыв металлический колпачок, стремглав понеслась по коридору. Что за бездарная трата времени! Просто клятство кровавое! Заколдованная, она битых пятьсот лет гнила в какой-то паскудной пещере под горами, а потом этот симпатяга, этот здоровенный чернокожий воин так удачно подворачивается и ее освобождает. Едва она на него взглянула, как тут же поняла, что ждет не дождется, чтобы показать, как она ему признательна. Отблагодарить его единственным способом, каким настоящая женщина может отблагодарить мужчину. Но разве это его заинтересовало? Да ни клята!Что же с ним было не так? Выглядела Шикара по-прежнему. Ей совсем нетрудно было собрать небольшую свиту из симпатичных и очень мускулистых молодых воинов, готовых служить ей так, как ей было угодно. И за те недели, что прошли после ее освобождения, она обзавелась чудесным домашним хозяйством.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101