Он ответил:— Со вчерашнего дня у меня вообще не было постояльцев. Вы первые.— Хм. Но те, кого мы имеем в виду, наверняка уехали в Дабину.— Они вполне могли проскакать без остановки это местечко.— Может быть. Нам надо их обязательно догнать. Есть о чем поговорить.— Это ваши знакомые?— Хорошие друзья.— Тогда вам надо немедленно отправляться за ними.— Увы. А как хотелось побыть у тебя еще и насладиться твоим гостеприимством! Надеемся настичь этих четверых еще в Остромдже.— Их было четверо, говорите?— Да.— И у одного был превосходный жеребец?— Да, да! Ты видел их?— Точно, видел. У другого было два ружья.— Совпадает!— А еще среди них был такой низкорослый паренек, у которого вместо бороды висело десять-одиннадцать редких волосинок.— Верно! Ты видел именно их. Но где же, как не у тебя, они могли останавливаться?— За воротами. Я как раз стоял там с соседом, когда они подъехали. Они хотели переночевать у меня. Когда я ответил, что я хозяин, бородач на породистом скакуне спросил, не проезжали ли здесь трое на светлых лошадях.— Шайтан! Что же ты ответил?— Сказал правду.— О Боже!— А что?— Ничего. Я просто так спросил. Рассказывай дальше.— Бородач спросил, когда эти трое прибыли, сколько пробыли и куда затем поскакали.— Ах, так… И что же ты?— Я ответил, что знал. Что они поехали в Дойран. А что, я не должен был этого делать?— Нет, что ты, ты правильно поступил. А они что?— Всадник сказал, что им надо срочно ехать, и спросил о дороге на Дойран.— И он поскакал по ней?— Да, я проводил их до околицы и все объяснил самым подробным образом. Они пустились в галоп. Ну и понеслись же они!— Таким образом, ты точно знаешь, что они поехали на юг?— Так же точно, как то, что передо мной — вы, а не кто-нибудь другой.— А не на запад, не в Остромджу?— Да нет же. Я еще долго стоял и смотрел им вслед, пока те не исчезли за горой. Вороной так мне приглянулся, что я буквально не спускал с него глаз.— Да, лошадка знатная.— А теперь вам надо ехать туда же, чтобы поговорить с ними?— Скорее всего. Но торопиться теперь нет нужды. Мы знаем, где они, и они нас подождут.— Ну, тогда я рад за вас — вы обязательно увидитесь и поговорите, иначе бы я места себе не нашел. Однако мне пора. Думаю, вас мой отъезд не особенно огорчит.В отличие от встречи прощание было довольно трогательным. Когда хозяин вышел, тот, кто был с пращой, стукнул кулаком по столу и закричал:— Хорошо-то как! Теперь хоть этой заботы не будет. Они поехали не в Остромджу.— Да, этому можно только порадоваться. Как мудро со стороны Баруда эль-Амасата и Манаха эль-Барши, что они провели этого парня и назвали Дойран. Теперь эти собаки, что нас подслушивали, устремились тоже туда. Пусть едут. Пусть ищут.— Я ни разу не был в Дойране и не знаю даже, сколько туда ехать.— Уж никак не меньше семи часов. Парни прибудут туда к вечеру. Завтра они догадаются, что их провели. Так что до послезавтрашнего полудня в Остромдже их можно не ждать. Мы можем здесь пить и есть, сколько влезет. Это меня так радует, как будто у меня у самого день рождения.— А хозяин-то сегодня вернется?— Вряд ли.— Надо было его спросить.— Зачем?— Если бы я знал, что он вернется только завтра, я бы остался здесь на весь день. Мы ведь гости и вольны получить здесь, что захотим, без единого пара.— Думаю, хозяин до завтра останется там.— В самом деле?— Обычно празднество длится до позднего времени.— Это верно.— А там и полночь наступит. Неужели ты думаешь, что он сядет на лошадь, чтобы провести в седле четыре часа, да еще глубокой ночью?— Да, наверняка ему этого не захочется.— И не только этого. Ведь на дне рождения много пьют и едят, а питье в этот день — зло. Можно напиться до бесчувствия и проспать весь день.Это звучало так, как если бы я был в любимом немецком государстве, где царят такие же взгляды.— Ты прав, — согласился другой, отхлебывая из кувшина. — Хозяин выпьет утром и будет долго спать. В полдень он не вернется домой. Мы можем тут похозяйничать и остаться на ночь. Четырех парней нечего бояться, они не поскачут в Остромджу.— Значит, остаемся. Когда я вспоминаю прошлую ночь, меня охватывает гнев на себя самого. Этот человек, что на жеребце, к тому же еще и христианская собака, неверный, он мог бы быть в наших руках, а мы его упустили!— Да, досадно. Один удар ножом, и его бы не стало.— Все произошло так неожиданно. Даже сразу и не сообразили. Они ведь были в наших руках и ускользнули!— Но как они забрались на голубятню?— Наверняка через чердак с соломой.— А откуда они знали, что оттуда можно подслушать? Кто сообщил им, что у нас собрание и что мы встречаемся именно там?— Черт им рассказал. Эти гяуры все узнают от чертей, которые водят с ними дружбу. Больше никто не мог нас выдать. Ну, хватит о них, пусть идут в ад, все четверо.— Нас вообще это не касается, мы лишь гонцы, и нам платят за это.— Кто мне платит, тому я и друг и тому служу.— И убить можешь?— Почему бы и нет, если платят? Разве это большой грех — убить гяура?— Напротив, весьма полезное и нужное дело. Тот, кто убьет христианина, поднимется на ступеньку ближе к седьмому небу. Это старая истина, которую сегодня, к сожалению, мало кто вспоминает. У меня руки чешутся пустить пулю в этого чужеземца.— У меня тоже.— Подумай только, сколько мы на этом заработаем. Во-первых, нам заплатят, а во-вторых, отдадут его имущество. Один конь чего стоит! Конюший падишаха, если ему предложить, отвалит кругленькую сумму.— Или ничего.— Почему же?— Он спросит, откуда она у нас.— Получена в наследство.— А где родословная, обязательная в таких случаях?— Она наверняка у него на руках, мы завладеем ею вместе с остальным имуществом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103